Без особого труда Кныш объединил свою работу с работой Панюшкина и начал развивать мысль о том, как тяжело жить в таких вот невыносимых условиях. Только беспокойный блеск в глазах да мечущиеся ладошки говорили о том, что Кныш по-настоящему встревожен и торопится, торопится произнести как можно больше слов, чтобы подальше уйти от неприятного разговора.
- Время-время! - горестно восклицал Кныш, прикрыв глаза. Его веки, казалось, двигались не сверху вниз, а, наоборот, снизу-это делало его похожим на петуха. - Если не ошибаюсь, Николай Петрович, мы с вами здесь самые старые, если позволите употребить это слово, поскольку я имею в виду не возраст, а стаж.
Только у нас с вами да еще у кое-кого хватило духу пробыть два года кряду. Ох-хо-хо! Сколько за это время сменилось народу! Каких только не было... представителей рода человеческого! Да что говорить, вы и сами знаете. Жизнь-то-она что мочалка, она хоть кого... Было бы желание... А ведь некоторые думают, что это все так...
Будто и нет ничего. А если разобраться? Кого угодно возьмите... Как говорят, что в лоб, что по лбу... Я знаю людей, готовых хоть на что, а вот нет же...
Панюшкин, уже собравшись было перебить Кныша, с удивлением прислушался. Похоже, тот выдыхался, испуская последние слова, уже не в силах увязать их в какой-то порядок.
- Да-да, Николай Петрович, - продолжал Кныш затухающим голосом. - И не говорите. Тут и климат, и возраст, и зарплата... Иногда задумаешься-как все-таки на свете бывает... А ведь не всем дано! Ох, не всем!
- Послушайте меня! - не выдержал Панюшкин.
- Господи! - встрепенулся Кныш, почувствовав, что почва вновь дрогнула под его ногами. - О чем разговор!
Конечно! В конце концов, вы здесь, не в обиду будь сказано, все и вся...
Панюшкин застонал сквозь зубы, выслушивая очередной поток слов. Не мог он жестко поговорить с человеком, которого собирался наказать. Да и Кныш-уж больно человечишко-то в его глазах был никудышный.
В таких случаях Панюшкин. боялся ненароком обидеть человека, но, когда убеждался, что ошибки нет, проводил прием бестрепетно, как борец, укладывающий противника на лопатки, чтобы поскорее закончить схватку.
- Значит, так, - сказал Панюшкин негромко, будто долготерпением исполнил долг перед Кнышем. - Сегодня я подписал приказ о снятии вас с занимаемой должности. В приказе указана причина-злоупотребление служебным положением.
- В чем же оно, интересно, выразилось, это, как вы изволили выразиться, злоупотребление? - Кныш вдруг сморщил лицо в улыбке, которой Панюшкин никогда не видел раньше. Улыбка оказалась маленькая, словно сжавшаяся, были видны только два передних зуба, длинные и узкие, которые делали Кныша похожим на крысу.
- Воровство.
- А это доказано?
- Вы хотите, чтобы я доказал это с соблюдением всех требований законодательства?
- Мм... Пожалуй, не стоят так обострять маленькое недоразумение. Если мне не изменяет память, это первое замечание или, скажем, порицание, которое вы мне делаете?
- Другими словами, до сих пор вам везло?
- С кем не бывает, Николай Петрович! Все мы люди! - убежденно воскликнул Кныш и опять вытер рот.
- Иногда я тоже так думаю! - звеняще сказал Панюшкин. - А иногда-нет. Иногда я так не думаю. - Он сбросил с себя непонятное оцепенение, которое вызывал Кныш своим подобострастием. - Передадите дела Анне.
Анна! Ты слышишь? Примешь дела у Анатолия Евгеньевича. А вы, - уже тише добавил Панюшкин, - можете, если хотите, перейти на ее место.
- Господь с вами, Николай Петрович! Ей же восемнадцать лет!
- Прекрасный возраст. Разве пет?
- Она не справится!
- Поможем.
- А я, выходит, недостоин вашей помощи?
- С вами другой случай. Вы проворовались. В чем же прикажете помогать вам?
- Ну, почему же так... оскорбительно, Николай Петрович? Проворовался... Да, был прискорбный случай, о котором я искренне сожалею.
- Разве это первый наш разговор, Анатолий Евгеньевич?
- Но я готов поклясться, что последний!
- Я тоже готов в этом поклясться, - ответил Панюшкин тихо. - Больше мне не придется с вами говорить об этом.
- А если я не соглашусь на место Анны?
- Могу предложить на выбор еще несколько мест, Учитывая ваши возможности, образование, физическую закалку...
- На стройке?
- Да.
- Не пойдет.
- Как будет угодно, - Панюшкин поднялся, давая понять, что разговор окончен.
- Хорошо. Так и быть. Я согласен на место этой девчонки. Буду кладовщиком. Но на мою помощь пусть не рассчитывает.
- Полагаю, она и не согласится принять ее, вашу помощь. А если вздумаете доказать свою незаменимость, найдем и кладовщика. Кстати, в ее обязанности входила уборка помещения. Теперь это входит в ваши обязанности.
- Даже так... - Кныш быстро встал и направился к выходу. А выйдя, изо всей силы хлопнул дверью.
- Анатолий Евгеньевич! - крикнул Панюшкин.
Шаги в тамбуре смолкли, потом медленно, осторожно приблизились к двери.
- Входите же!
Дверь медленно открылась.
- Слушаю, - холодно сказал Кныш, не переступая порога.