Осоковая низина

Бучинь явился в четверг. И тут же усердно взялся за дело, он любил работать быстро. Петерис подавал чурки, Ильмар уносил и складывал в столбики дранку. Рокотал мотор, завывала пила, пахло смолой и керосином. Но вскоре хлынул сильный дождь, закапризничал мотор, и уже не было сомнений, что до субботы всего не распилить. Об экскурсии Петерис, казалось, забыл думать, а Ильмар не решался напомнить ему.

В пятницу после полдника к пильщикам подошла Алиса.

— Что папа говорит про завтра? О поездке?

— Ничего.

Алиса обратилась к Петерису.

— Завтра я за Ильмара поработаю.

— Куда ему приспичило?

— Он с Артуром условился.

— Условился! Вот как! А работу побоку! — вспыхнул Петерис.

Алиса вернулась к Ильмару.

— Съездишь в другой раз, сынок.

— Съезжу, когда рак свистнет. Троим тут и делать-то все время нечего. Ему только надо, чтобы было кем распоряжаться и…

— Не сердись на отца! Не всегда можно то, что хочется.

Вечером Ильмар отпросился в имение сказать Артуру, чтобы зря завтра не ждал его у корчмы. Когда он накачивал велосипедные шины, Алиса подошла вместе с Петерисом.

— Ну, разреши же ему!

— Мне-то что, пускай едет. Управимся как-нибудь и без него. Коли работа не интересует…

Петерис не был зол, только глубоко огорчен. Ильмар тоже понурил голову.

— Не поеду я к морю. Я только скажу Артуру.

Петерис мог быть доволен, что вырастил разумного и послушного сына.

В субботу пилить кончили до полудня. Наступило воскресенье. День прояснился. В небе не было ни облачка. Прохладное утро обещало жару и солнце.

Одно из дел, обычно оставляемых Петерисом на воскресенье, — ковка лошадей. Этому он научился в войну, когда служил в артиллерии. К кузнецу Петерис водит лошадей редко, разве что когда окончательно сотрутся подковы и надо лошадь перековать, а в «Викснах» нет ни горна, ни наковальни. Но это не всегда останавливает Петериса. На чердаке висит около сотни старых подков, и некоторые из них еще вполне годятся. Выбрав наиболее подходящую, Петерис долго калит ее в плите, гнет на куске рельса пошире или поуже и с еще пышущей жаром, малиновой подковой мчится к лошади приложить к копыту. Копыто шипит, испуская вонючий дымок. Петерис прижженное место скоблит, пилит напильником, снова калит и кует подкову, пока не приладит как следует к копыту. И гвозди не всегда идут как надо — вобьется чересчур глубоко — вытянет, поднесет к губам: не теплый ли, а если забить слишком мелко, может расколоться копыто. Все это требует времени. Петерис нервничает, сердится, недоволен лошадью, Ильмаром, который держит ее ногу. Лошадь устает, у Ильмара немеют руки, ноют жилы. Лошадиные ноги скользят в руках, особенно трудно с задними ногами: он их зажимает под мышками, а лошадь того гляди швырнет или вырвет ногу, да и возьмет себе потом такую скверную привычку. Особенно осторожным надо быть с Райтой.

В это воскресенье, к счастью, подгонять подковы не понадобилось, лишь укрепили старые, и уже через час Ильмар был свободен. Взяв книгу, он пошел в дровяной сарай. Хотел уединиться, чтобы никто не помешал. Но сегодня Ильмару не читалось. Усевшись на колоду, он неподвижно уставился в противоположную поленницу и представил, как Артур гуляет сейчас по морскому берегу, сидит в дюнах, купается, загорает. Ильмару стало так жаль себя, что он расплакался.

Петерис, придя в сарай подобрать черен для лопаты, застал сына с покрасневшими глазами и понурой головой. Один угол сарая завален поделочным материалом — там и тонкие елки для грабель, и тесаные березовые чурки на плашки, и материал для косовища, черены для вил и лопат, и дубовые колоды для деревянных молотов, которыми на пастбище забивают колья, чтобы привязывать коров. На следующей неделе Петерис собирался чистить канавы и купил новую лопату — именно для Ильмара.

— Чего ж сидишь так?

Петерису хотелось сказать сыну что-нибудь хорошее.

— Да разве я не пускал тебя?

Ильмар стоял, отвернувшись, и смотрел в сторону.

— Ведь это понимать надо, что всегда на первом месте работа. Коли есть время, так делай что хочешь, а нет… Что же!

Петерис принялся рыться в куче материала, и Ильмар тихо покинул дровяной сарай. Меньше всего ему сейчас хотелось смотреть и учиться, как делать черен для лопаты.

В комнате Ильмар быстро переоделся в лучшие штаны и рубаху, обул туфли, пошел на кухню, отрезал два толстых ломтя черного хлеба, налил в бутылку воды и все это сунул в старый школьный портфельчик. К счастью, на кухне никого не оказалось. У Янины гостил Донат, и она заперлась с ним в комнате, а Алиса полола на огороде. Ильмар проворно вывел с веранды велосипед, а затем сбегал к матери.

— Я покатаюсь на велосипеде.

— Покатайся.

— Может быть, я вернусь попозже.

— Куда ты едешь?

— Посмотрю. В город и затем еще куда-нибудь.

Ильмар уже пошел к велосипеду.

— А обедать?

— Я взял с собой хлеба.

— Сынок!

Ильмар уже не слышал ее. Не оглянувшись, вскочил на велосипед и нажал на педали.