Осоковая низина

В воскресное утро Петерис с Ильмаром пилили дрова. Петерис пребывал в хорошем настроении; плавно, точно скрипичный смычок, скользила пила — Ильмар уже научился хорошо пилить. Правда, у него нет той стати и той силы, что у Петериса в отрочестве, но за четыре летних месяца отец приучил сына к работе, закалил растущие мышцы. Ильмару еще нет четырнадцати, но в поле он работает не хуже крепкой женщины, даже лучше: пропахивает картошку, сидит на жнейке, роет канавы, рубит кусты. Не ко всякой работе привлечешь Янину, хорошо, что у Петериса подрос такой помощник. Этим летом они по субботним вечерам и воскресеньям вдвоем распилили и перекололи дрова, осталось немного, до обеда легко управятся.

Ильмар каждую неделю навещает родителей. Прошлой осенью, когда немцы из Латвии переселились на захваченные польские земли и дешево распродавали лишние вещи, Эрнестина у мельника Меркмана купила за тридцать латов подержанный велосипед и осуществила заветную мечту своего внука. Теперь Ильмар больше не завидует ребятам, разъезжающим на велосипедах, на своих или на их отцов и братьев, не надо ему ни у кого просить прокатиться. Теперь Ильмар каждый день разъезжает по имению на собственном велосипеде, а по субботам пускается в более дальний путь — в «Виксны».

Как только они обрели свой хутор, Ильмар уже не мог бегать куда ему заблагорассудится. Летом у него весь день был занят работой. Лишь по воскресеньям Ильмар мог поиграть или сходить к соседским ребятам, и то не всякий раз, как придет в голову. Зато куда вольготней жилось ему зимой у Эрнестины. Единственное, что бабушка требовала от него, хорошо учиться, носить ей дрова и воду, содержать в опрятности одежду и обувь. Поскольку учение Ильмару давалось легко, он много читал, книги брал в библиотеке и у Артура Лангстыня. По натуре Ильмар был тихим и обособленным, его не очень влекло бить баклуши с ребятами или же гонять мяч, уже не говоря о картах и курении; потому особых хлопот Эрнестина с его воспитанием не имела — Ильмар был одним из самых успевающих и аккуратных учеников в классе. Этой весной он кончал шестиклассную школу, и дома уже решили послать его в сельскохозяйственную школу, чтоб он со временем стал хозяином в «Викснах». Так удовлетворилось бы желание Алисы дать Ильмару образование и исполнилась бы надежда Петериса, что сын переймет и продолжит его труд. Эрнестина тоже считала, что лучше будет, если после ее смерти «Виксны» перейдут к Ильмару, а не к Алисе, ей казалось, что тогда Петерис уже не сможет так безраздельно распоряжаться там.

Легкость, с какой пила резала двухметровое бревно, была обманчивой. Ильмар быстро уставал, и Петерис время от времени давал мальчику передохнуть. Мальца, как и молодую лошадку, нельзя чересчур рано перегружать. А в воскресный день никуда особо спешить и не полагается, можно спокойно посидеть на колоде, потолковать с сыном о жизни.

— Что же она? Дрова распилила?

Ильмар понял, что отец говорит о бабушке.

— Еще нет.

— Ждет, чтоб сопрели? На что они тогда сгодятся?

Петерис презрительно махнул рукой.

— Кто же пилить будет?

— Один распилит механической пилой. Сперва сапожнику, потом бабушке.

— Бучинь, что ли?

— Не знаю.

— Механической! Как же!

Петерис снова махнул рукой.

— Распилила бы вовремя, ты помаленьку и наколол бы. А так зря ездить придется, работу задерживать. Как эта… Никогда о других не подумает.

У Петериса от горечи осип голос. Ильмар еще давно привык к тому, что отец плохо говорит о бабушке, а она — об отце, но понимал: не хочешь нажить неприятностей, выслушивай и того и другого, а сам помалкивай. Этому, толком не сознавая, что делает, его постепенно научила Алиса; лишь с ней одной Ильмар бывал совершенно откровенен.

Распилив несколько бревен, Петерис опять уселся на колоду.

— К Артуру еще ходишь?

— Да.

Петерис, словно сдерживаясь, недолго помолчал, но не вытерпел все же:

— Когда я в «Гараушах» пастушил, рядом в «Ягарах» такой Беркис жил. Умер, хутор двум сыновьям достался. Оба до книг охочи были. Пашут или боронят, а книжки при них. Усядутся на краю канавы и читают. Прямо смех берет! Сам видел. Ну, под конец у них все прахом пошло, подчистую! Не дело это! Как начнет кто с книгами возиться, так работу сразу побоку.

У Петериса на лице возникло некое подобие напряженной улыбки, обычной для него во время разговора с Дронисом, с кем-нибудь из богатых хозяев, волостным старшиной или человеком образованным. От этой улыбки — в ней мешались и робость, и сознание не понятой другими правоты, и задетое скрытое чувство превосходства — Ильмару почему-то всегда становилось неловко. И он отворачивался, сохраняя при этом на лице как можно более безразличное выражение.

Откашлявшись, Петерис спросил:

— Как у того с садом-то дело идет?

— Не знаю.

— Разве не говорили?

— Об этом не говорили.

Ильмар слегка покраснел, а Петерис взялся за пилу.

— А ну, поднажмем!

И Петерис снова махнул рукой.

Но нажать не пришлось. После первого бревешка Петерис сказал:

— Сходи выпусти жеребенка!

Ильмар пошел в хлев.