Осоковая низина

Наконец Алиса собралась в Бруге, к Зильберману. Врач велел сделать рентгеновский снимок и прийти через неделю. Но поскольку у Лизеты боль под ложечкой все усиливалась и распространялась, Алиса в свою очередь настояла, чтобы свекровь поехала с ней.

— Доктора эти все равно ничего не знают, только деньги берут, — противилась Лизета.

Но наконец Алиса уговорила ее, и к врачу они поехали вместе. Прежде всего доктор посмотрел рентгеновский снимок и еще послушал у Алисы сердце.

— В легких ничего нет, все зарубцевалось, и, если будете разумны, проживете до ста лет, а с сердцем хуже.

Объяснив Алисе, как за собой следить, какие принимать лекарства, врач велел позвать Лизету.

Тщательно прощупав и подробно расспросив пациентку, он сказал:

— Это, мамаша, так скоро не пройдет. Надо терпеть, быть осторожной с едой и принимать лекарства.

Когда Лизета оделась и обе уже хотели проститься, врач попросил Алису остаться.

— С мамашей плохо. Как у вас со средствами?

— Сейчас…

Зильберман был человеком умным и снискал уважение не только верными диагнозами и успешным лечением, но и откровенностью и честностью. Если он считал, что больного уже не спасти, то сразу говорил об этом.

— Это ваша свекровь?

— Да.

— У мамаши рак в последней стадии. Операция ничего бы не дала, и, если со средствами у вас неважно, пусть лучше умирает дома. Единственное, что я могу сделать, выписать сильное лекарство, чтобы хоть в какой-то мере снять боли.

— И…

— Самое большее еще месяца три…

Алиса поблагодарила и ушла.

— Что он сказал? Что-нибудь про меня?

— Нет.

— Так что же ему надо было?

— Выписал еще лекарства.

— Почему не выписал сразу?

— Не знаю.

— Кому? Мне?

— Нет, мне.

Алиса вынуждена была лгать.

Пока в аптеке готовили лекарства, Лизета позвала Алису в лавку.

— Я, дочка, хочу купить тебе что-то.

— Мне ничего не надо.

— Ты со мной не спорь! Я так решила, и будет по-моему.

В большой лавке Абрамсона Лизета купила Алисе роскошный шелковый платок с бахромой. Алисе не нравились такие платки, и она пыталась Лизету отговорить.

— Уж очень он дорогой! Ради бога, не надо!

— А я хочу тебе такой и покупаю!

Платок завернули, свекровь уплатила и, держа обеими руками подарок, Лизета торжественно вручила его Алисе.

— Спасибо тебе, дочка, за твое доброе сердце.

В большом бору, где дорога долго поднималась в гору, Лизета сказала:

— Если бы ты знала, как я рада, что у нас теперь своя усадьба! Знаешь, дочка, мне большего счастья и не надо. А из-за этой желудочной хвори я не горюю. Не помогут эти еврейские лекарства, съезжу к Катэ, чтоб заговорила. Разве у меня теперь будет время болеть? Как угорелая носиться буду!

Алиса слушала, кусала губы и пыталась улыбаться. Она должна была радоваться вместе со свекровью.

Наконец настал день, когда Петерис, Алиса и Лизета погрузили свои пожитки на телегу и увезли в «Прерии». Теперь они располагали пятью комнатами на троих, но лошадей пришлось поставить в сарай. В заваленной навозом хибаре, где Симсон и его арендатор держали до сих пор скотину, лошадям места не было. Надо срочно думать о новом хлеве.

— Коли нельзя иначе, возьмем деньги в банке, — рассуждал Петерис.

Прежние долги, при покупке дома, были погашены, «Прерии» можно было перезаложить. Петерис только сомневался, пойдет ли на это Эрнестина.

— А то сколотим хибару, как Симсон.

Петерис был на все согласен.

На новоселье пришла взглянуть Эрнестина. Хоть она большой радости не испытывала, общее оживление ободрило немного и ее. Как-никак она стала теперь владелицей хутора и уже принадлежала к чуть более высокому сословию, чем до сих пор.

— Если бы я когда-нибудь перебралась сюда, то хотела бы жить вот в этой комнате с окном на солнечную сторону.

— Мы можем оставить ее для тебя хоть сейчас, — предложила Алиса.

— Может, сделать тут гостиную, в которой никто жить не будет?

Алиса согласилась, и так была оставлена  п а р а д н а я  к о м н а т а.

Во дворе и вокруг дома, заваленного мусором, отбирались толстые чурки и откладывались в сторону, потому что в «Прериях» с дровами было худо, в огонь пока кидали хворост и всякое гнилье.

Стоял тихий теплый вечер, Симсон, усевшись во дворе на стул, стоявший рядом со шкафом и кроватью, смотрел на тонкую струйку дыма, уходящую вверх от угасающего костра. Он никому и словом не обмолвился о том, куда думает податься. Мотоцикла у него не было с осени, а на старом велосипеде шкаф не увезешь. Все знали, что из денег Эрнестины ему почти ничего не досталось: уж слишком легкомысленно подписывал он векселя.

Алисе было жаль маленького человечка.

— Если вам негде остаться, так зачем вещи вынесли?

— Не беспокойтесь, все в порядке.

— Может быть, мы можем отвезти вас, если это не очень далеко?

— Спасибо. Транспорт у меня будет.

Алисе стало неловко. Она чувствовала себя виноватой в том, что Симсон сидит под открытым небом, и еще неизвестно, где он проведет ночь.

В это время на дорогу к «Прериям» завернула подвода. Это Паулина, видно, приехала посмотреть, как на своем хуторе устраиваются Виксны. Она поздоровалась с Алисой и Эрнестиной, затем сказала:

— Приехала за своим работником.

Симсон медленно поднялся со стула.