Остаюсь с тобой. Лайза

В этом признавалась девушка, которая по моим неточным подсчётам была всего года на три-четыре старше меня, а уже заслуживала восхищения. Я совсем не хотел вызвать в ней такую бурю эмоций, и уж тем более доводить её до той степени откровенности, о которой — я видел это — она уже успела пожалеть.

— Это было первое впечатление. Я мог подумать всё, что угодно, ведь я тебя плохо знал.

— А теперь знаешь хорошо? — бунтующие искорки в её глазах сменились хитрющими.

— Если учесть, что ты показала мне свой любимый уголок у океана, думаю, что узнал получше.

Лайза снова обратила свой взор на водную стихию.

— К сожалению, я не могу бывать здесь, когда захочу. У близких не всегда есть время, а одной как-то…

Она не закончила. Я предположил, что под «близкими» она имела в виду прежде всего Дугласа, и наверняка по-настоящему близких людей, с которыми она могла бы разделить радость единения с миром, далёким от больших денег и безжалостных мужчин, было не так много.

Мы выехали обратно ближе к вечеру. Времени было предостаточно, и, хотя много о чём мы проговорили там, на берегу, оставшийся путь тоже было чем занять. Узнав про мой давний план побывать в других странах с целью изучения, она охотно вызвалась стать моим проводником по городу, который знала с детства. Лайза сама предложила сопровождать меня по выходным, признавшись, что Дуглас часто отсутствует, так как его фирма строит объекты не только здесь, но и в соседних городах, и вопросы сотрудничества требуют от него личного присутствия. К тому же он вёл активную общественную жизнь по всей стране и за её пределами, Лайза же не готова была в самом начале своей карьеры надолго оставлять проекты — большинство из них только-только запускались в работу. Поначалу мне было неловко соглашаться на такое бескорыстное и заманчивое предложение, ведь я считал, что этим напрягу человека, а возможно ей вовсе станет скучно наблюдать мою отрешённую физиономию, уткнувшуюся в очередную достопримечательность или копающуюся в телефоне и справочнике, но Лайза уверила меня, что часы, проведённые в компании молодого учёного (так она назвала меня), пойдут ей на пользу больше, чем просиженные в пустой квартире между телевизором и кофемашиной. Дальше мы снова говорили в основном обо мне: я веселил её историями из своей школьной и студенческой жизни, делился впечатлениями от подмеченных мною различий между жизнью здесь и в России, а она всё спрашивала и спрашивала, не переставая удивляться тому, сколько всего интересного упускала за чертежами и таблицами. Мыслями я отвлекался только на то, что считал абсолютно нереальными несколько часов, проведённых за общением с этой незаурядной для меня во всех смыслах девушкой, ведь при других обстоятельствах мы вряд ли даже пересеклись бы — я уж не говорю «соприкоснулись» — на жизненном пути.

Лайза высадила меня на парковке, с которой начался наш сегодняшний экспромт-вояж, и я сразу отправился домой, так как рабочий день на объекте уже закончился. Что она скажет Дугласу, когда он сегодня вернётся домой и поинтересуется результатами наших «изысканий», я не поинтересовался, но в случае необходимости готов был поддержать какую угодно её легенду. И я был безмерно благодарен ей за то, что теперь знал: вопреки моим ожиданиям, на берегу океана, по крайней мере в той его части, которую так преданно любила Лайза, росло очень мало пальм.

***

Если бы Андрюха знал, где я провёл подходивший к концу день, он точно думал бы, что весь вечер я занят прокручиванием каждого её жеста, взгляда, что любое её слово в свою сторону я преувеличенно воспринимал за растущую симпатию. Что и говорить, на площадке при появлении Лайзы всегда поднималась волна мужского интереса, многие не стеснялись выражать его вслух после её ухода (в сугубо «кулуарных» беседах). Обрывки фраз время от времени доносились и до меня, но стоит подчеркнуть, что высказывания ребят не были оскорбительными, наоборот — они были полны восхищения. Конечно, каждый выражался при этом, как умел, но никто не допускал неуважения или панибратства по отношению к Лайзе — она как будто оказывала на окружающих неведомое даже для себя самой воздействие, исключающее всякое пренебрежение и бесцеремонность. Может были те, кто разделял по отношению к ней моё первоначальное впечатление, но не заметить её грациозную недосягаемость было просто невозможно.