Протько ничего не ответил, только мотнул бородой, точно подмел ею грудь.
— Меня знаете что беспокоит? — Скачков мельком глянул на Котянка; тот сразу же оторвался от записной книжки и впился взглядом в начальство. Раньше не хотели разговаривать, потому что не было плана, сейчас не захотят разговаривать, потому что план есть. Куда ни кинь, всюду клин, так сказать.
— Во-первых, вам не миновать Балыша. Он ситуацию знает, — сказал Протько. — Если что и подзабыл, в записке все сказано. Вспомнит. А что есть план, этого бояться нечего. Сам Балыш обещал рассмотреть вопрос, когда будет план. Не думаю, чтобы он не понимал, сколько нанес вреда промыслу своими перевыполнениями плана, и, думаю, теперь не откажется исправить свою ошибку. Если что у нас случится, начнутся всякие проверки, тогда всплывет и его варварская штурмовщина. Сейчас у него есть возможность замести следы. А чтобы он почувствовал, какая ему угрожает опасность, расскажите, какой ценой дается нам план.
— Конечно, положение у нас серьезное. Мы так раскрутили маховик, что он вот-вот разлетится. Когда звонят домой, идешь к телефону и дрожишь: уж не авария ли?.. Да, план нам дается трудно… — Бурдей задумался или сделал вид, что задумался. — Но… стоит ли говорить об этом Балышу? Согласен, Балыш эксплуатировал месторождение варварски, брал нефть без всякого расчета, в результате мы с вами очутились в тупике. Но мы с вами с таким же варварством относимся сейчас к технике, заставляя ее работать на грани допустимого. За это тоже ведь по головке не погладят.
— Ну, знаешь ли, — весь как-то взъерошился, откидываясь на спинку стула, Скачков. — Сделал открытие. Конечно, мы создали большое напряжение. Но это временно. Когда отремонтируем скважины, поставим новые насосы, все придет в норму.
— Если не увеличат план. Увидят, что перевыполняем, и увеличат, вставил Котянок.
— Я вас, Вячеслав Никитич, не понимаю. Плохо, когда не выполняем, плохо, когда перевыполняем…
— Все плохо, — хмыкнул Котянок и, низко наклонившись, начал торопливо что-то заносить в свою записную книжечку.
— Извините меня, Игорь Семенович, — спокойно заговорил Протько, обращаясь к главному инженеру, — но ваши предложения дурно пахнут.
— Ого-го! — вскинул голову Котянок.
Бурдей же, казалось, не слышал, что сказал Протько. Как сидел, так и остался сидеть неподвижно.
— Я понимаю, Игорь Семенович, — продолжал главный геолог, — что вы этого не хотели и не хотите, но объективно выходит так. Вы знаете, я не привык скрывать своих мыслей. Валерию Михайловичу конечно же надо рассказать, как мы работаем. Ничего не надо утаивать. Это надо даже и для подстраховки. Чтобы после имели право сказать, что предупреждали, добивались… А будут знать там, может, хоть часть вины возьмут и на себя. Но не это главное. Главное в том, что рассказ, какой ценой нам дается план, на мой взгляд, явится веским аргументом в пользу пересмотра плана, в пользу комиссии. Уверен в этом.
— Ну что ж, кажется, договорились, — подвел итог Скачков. — Так и будем действовать… Наверное, дня три проезжу. Хочу попросить вас не ослаблять бдительности. Кое-где и кое-что начинает делаться на живую нитку, тяп-ляп. Приехал на одну скважину, там насос собирались поднимать. А раствор глушить скважину не завезли. Мол, скважина чуть дышит, пока дождешься тот раствор, только время потеряешь. Еще просьба. Если явится наниматься на работу какой-нибудь токарь или слесарь, то берите. Сами знаете, как у нас с кадрами. И последнее. Не забывайте о завтрашнем дне, думайте.
Выйдя из-за стола, уже в дверях кабинета, Скачков поинтересовался у главного геолога:
— Виктор Иосифович, вы давно были у нефтеразведчиков?
— Вчера, — ответил Протько. — Ничего утешительного. На новых структурах, на которые так надеялись, ничего не нашли. Вернулись на старые. Есть сторонники того, что здесь есть нефть. Обнадеживают.
— Они уже пять лет как обнадеживают, — хмыкнул Котянок. — Только за нос водят.
— Дело, конечно, не простое, — оставляя реплику Котянка без внимания, продолжал Протько. — Они и на этих площадях нашли нефть не так скоро. Пока не разгадали ее секрета. Теперь по этому же методу ищут и на других площадях. Утвердился определенный шаблон местного происхождения. А у нас что ни структура, то свой секрет.
— Ясно, — вздохнул Скачков. — Пока на новые запасы рассчитывать нечего. Ну, бывайте!
И уже в дороге, за Зуевом, вспомнил, что не позвонил, не сказал жене о своем неожиданном отъезде. Связался по рации с диспетчерской, попросил позвонить в школу Алле Петровне.
Генеральный директор ждал его. Как только Скачков переступил порог его кабинета, он тотчас же начал собираться. Одевшись, еще раз пересмотрел бумаги в папке: не забыл ли чего?..
— Ну, пошли! — кивнул он, защелкивая папку на кнопки.
Всю дорогу молчал, был какой-то унылый, сосредоточенный. То ли что болело у человека, то ли у него было неважное настроение, трудно было сказать. Его мясистые губы отвисли, отчего все лицо как-то сразу постарело, увяло, приобрело болезненный вид. Скачкову даже жалко стало старика. Не выдержал, спросил: