Остановись, мгновенье…

Асланчик отвозил ее домой на своей машине. Мальчишку не бросал. Брал с собой.

Ребенок все время что-то клянчил: еду или игру. Приходилось заезжать в универмаг или в универсам. Платила Катя. Сначала ей хотелось побаловать ребенка, а потом это вошло в традицию.

Однажды мальчик увидел айфон и загорелся. Пришлось купить. Дальше – больше. Мальчик потребовал планшет.

– Тебе папа купит, – сказала Катя.

– Папа сказал, что ты купишь, – произнес мальчик. Выдал Асланчика.

Катя поняла, что ее функция – кошелек. И это только начало.

Дальше последовало оформление кредита в банке на Катино имя, поскольку на Асланчика кредит не оформляли. У банка были свои порядки.

Катя догадалась, что кредит ляжет на ее плечи. Асланчик ничем не рискует, а вот она – рискует.

Асланчик – альфонс. Жизнь заставляет. Дыр много, а средств мало. Тогда как у Кати никаких дыр, сплошные средства.

Катя поняла: надо делать ноги либо убирать со своего поля Асланчика. Сам он не уйдет. Кто будет убирать?

Это сделала судьба.

В очередной четверг Катя пришла на корт. Ей сказали, что Аслан больше не работает.

– А где он работает? – спросила Катя.

– Нигде. Он умер.

– Как?

– Дорожно-транспортное происшествие. Закрутился на гололеде. Машина пробила чугунную решетку и свалилась в реку. Аслан Замихшериевич утонул.

– Боже…

Кате стало страшно от того, что судьба распорядилась так беспощадно. И почему-то в память вонзилось отчество: «Замихшериевич». Он обычно представлялся: Аслан Михалыч.

Кредит лег на Катю, как она и предполагала. Но это обстоятельство не огорчило. Она как бы рассчиталась с Асланчиком. За что? Непонятно. За то, что он умер молодым.

Денис ходил как тень. Видимо, что-то его мучило. Наконец он произнес:

– Я решил пожить один. Я ухожу.

– Куда это ты уходишь?

– На Арбат.

– Квартира сдается. Никуда ты не пойдешь!

Катя говорила решительно, но в глубине души осознала: все! Конец. Ее мир рухнул. Денис возьмет раздельное проживание, как принц Чарльз с Дианой.

А что будет с Катей? Ее чувства не увяли ни на миллиметр. Она хочет всего того же, что в двадцать и в тридцать лет. Но не грубой кошачьей страсти, а нежности, глубины, интеллекта – как ни странно это звучит. Человеком не должны править инстинкты. Вернее, только инстинкты. Должно подключаться человеческое.

Катя надела шубу и рванулась к свекрови.

Свекрови было под восемьдесят. Но мозги в порядке. Раз в год она посещала Милан и покупала себе одежду из последней коллекции.

– Я, конечно, черепашка, – говорила свекровь, – но лучше быть нарядной черепашкой.

Она действительно походила на черепаху: длинная шея, маленькая голова, самое широкое место – талия. Однако чувство юмора не изнашивалось со временем, и это украшало.

– Денис уходит, – сообщила Катя с порога.

– Куда уходит? – не поняла свекровь.

– К другой бабе. Я хочу на нее посмотреть.

– Не делай этого, – запретила свекровь.

– Почему?

– Визуальный ряд не проходит. Он впечатывается навсегда. Если не увидишь, то все забудется, как будто этого не было. А если увидишь – конец. Не забудешь никогда.

– Вы меня не поняли. Он бросает меня с двумя детьми. Моя жизнь остановится, а у него начнется новая любовь и новые дети. Я – разведенка и брошенка, мадам Брошкина.

– Ты ему изменяла?

– Практически нет.

– Вот и дура. Нет ничего скучнее верной жены.

Катя зарыдала.

– Ты была хорошей женой и хорошей матерью, но он тебя больше не хочет, а ту – хочет. Фуй встал, мозги в жопу ушли. Вот и все.

Катя продолжала рыдать.

– Я с ним поговорю, – пообещала свекровь. – Вряд ли поможет, но я попробую.

Помолчали.

– Мне тебя не жалко. Не ты первая, не ты последняя, – заключила «черепаха». – Мне жалко внуков, у них такой ранимый возраст, личность еще не сформирована. Как можно проехаться колесами по головам детей, услышать хруст костей…

Катя перестала рыдать.

– Хватит! – отрезала она. – В вас нет ничего святого.

– А ничего святого и нет, люди придумали…

Катя ушла от «черепахи». Долго ездила по Москве. Завернула на Ленинские горы, вышла на смотровую площадку. Стояла над Москвой. В голове застряла фраза «ничего святого нет, все придумали люди». Люди придумали, чтобы легче было преодолевать грубость жизни.

За все приходится платить. За обеспеченную жизнь Катя заплатила Денисом. Что осталось? Остались обида и пустота.

Катя достала фотоаппарат и сфотографировала Москву. Вид сверху.

Денис ходил мрачный. Видимо, мать с ним поговорила. А может, были другие причины. Например, поругался с пионеркой. Он обещал скорую перемену участи, а сам тянул и тем самым порождал сомнения.

Спали в разных комнатах, но Катя заглядывала к Денису по утрам и спрашивала, что он хочет на завтрак: творог, или кашу, или, может быть, омлет.

Однажды она застала его перед зеркалом. Денис вглядывался в свое отражение. Он был весь какой-то обглоданный, как будто его жевали и выплюнули.

– Ты похудел, – сказала Катя.

– Я худею каждый день на четыреста граммов, – сообщил Денис.

– Давно?

– Что «давно»?

– Заметил, что худеешь.

– Не помню. Я похудел на восемь килограммов, а ем так же. Столько же.

Катю пробило предчувствие. Даже не предчувствие, а точное знание. С ней уже бывало такое.