Остановившиеся часы

Допив пиво, я прилег на старенький диванчик, на котором провел уже несколько ночей. В глаза будто насыпали песка… Я провалился в сон, глубокий, тяжелый, каким обычно бывает сон у заболевшего человека…

Я катался на карусели, в груди — ощущение полета, манящее, тревожное, словно все как в детстве — впервые: и карусель, и вереница незнакомых лиц, кричащих мне что-то из разных углов… карусель уносит меня куда-то в черный зев тоннеля, впечатление — что это поезд, а рельсы проложены по самому краю бездны, легкое покачивание — и поезд может сойти с пути, увлекая с собой вниз десятки жизней… силясь рассмотреть что-либо в темноте, я вдруг ясно вижу, как навстречу мне катит другая карусель, движение обоих каруселей идет по касательной, кажется, еще мгновение и карусели столкнутся… я вижу, что на сиденье неестественно склонила голову маленькая вочка… ближе, ближе. С удивлением замечаю, что у девочки лицо взрослой женщины, показавшееся мне мым… кто же она? ну да… подружка Валери, та самая высокая, похожая на топ-модель… она что-то крикнула мне, я не разобрал слова, карусель резко останавливается, я брожу среди обломков, надеясь найти эту женщину, но… кто-то хватает меня за руку, оборачиваюсь, передо мной стоит паренек, по виду — типичный панк, прическа — гребешок жестких волос, совсем как у индейцев-ирокезов, он молча показывает мне пальцем на землю, я наклоняюсь и поднимаю обрывок афиши… ОНА?! Лицо женщины вновь передо мной, но это уже другое лицо… Валери? «Что здесь происходит?» — голос за спиной… поворачиваюсь и вижу чернокожего капитана милиции. Роже? Он кладет свою руку мне на плечо и говорит необычно писклявым фальцетом: «ВИ АРЕСТОВАНЫ…»

* * *

Радик уже основательно нагрузился. Но я хорошо знаю его манеру пить до конца. Поэтому заказываю еще водки. — Ты это брось, брось, Сашка! — Радик наклонился ко мне через стол, вглядываясь в меня, как когда-то вглядывался ямщик в непролазную темноту зимней ночи, заставшей его в дороге. — Твои шутки мне давно известны…

— Да какие уж там шутки? — усмехнулся я, разливая водку по стопкам.

— Э-э… не-ет… — Радик погрозил мне пальцем, подмигивая. — А может, это ты убил Валери?

— С ума, что ли, сошел? — я продолжал улыбаться, хотя реакция Радика на мои вопросы меня раздражала.

— Запомни, у Валери хватало любовников… и Борис — это… так, понимаешь?..

— Нет. Не понимаю, — я хотел казаться все таким же насмешливым. И вдруг увидел, что глаза у Радика абсолютно трезвые. Они смотрели оценивающе, пытливо, и в то же время в них шевелилась тень предупреждения. Это были глаза человека с интеллектом, куда выше того, который я по обыкновению приписывал Радику.

— Не понимаешь? — Радик откинулся на спинку стула, вновь становясь пьяным паяцем, дурашливым, не злопамятным, готовым простить собутыльнику любую подлость. — Вот этого не надо, Сашка. Не надо, — он помолчал, точно вспоминал о чем шел разговор. — Ладно, давай еще сотку… Я тебе завтра принесу кое-что, посмотришь, подойдет ли тебе?

* * *

Чуть-чуть мрачноватое здание главного корпуса университета выглядело так же, как и десять с лишним лет назад. Сколько же я здесь не был? Только сейчас я понял, что с того момента, когда я получил диплом, по каким-то неведомым причинам я умудрился избегать этот район. А ведь кто-то и не один раз приглашал меня сюда. Встречи однокурсников, разъехавшихся по стране, — были отнюдь не редким явлением. Я долго бродил по первому этажу, пока не сообразил: нужно идти в деканат и там, на стендах отыскать аудиторию, в которой читала лекцию Жанна.

И вот я перед дверью. Прислушиваюсь. Сквозь легкое шелестение конспектов до меня доносится голос лектора. Жанна…

Щуплый студентик притулился у окна, разглядывая картинки в учебнике.

— Когда кончится лекция? — спросил я, показав на дверь.

— В половине двенадцатого.

Я посмотрел на часы. Сейчас — четверть. У меня еще пятнадцать минут и никакого желания торчать здесь. Потихоньку приоткрываю дверь, вхожу в аудиторию и сажусь на первое свободное место. Жанна, стоящая у доски, посмотрела в мою сторону. Если бы кто-то из студентов, находящихся в аудитории, знал о наших отношениях — он бы верно прочитал паузу в несколько секунд, которая прервала речь Жанны. А так… Это живо напомнило мне события минувших лет… Седой профессор философии, говоривший о Шпенглере и его «Закате Европы» интересные вещи, шедшие в разрез учебной программе, смотрел на меня, поблескивая стеклами очков… «Молодой век… вы уже не первый раз опаздываете… Ваша фамилия?» Позже, на экзамене, он вспомнит меня, но, к счастью, без злопамятства, и поставит твердую четверку.

— Я вижу с удивлением людей, у которых вдруг пробудился интерес к искусству Востока?!

Жанна стояла передо мной, насмешливо изогнув губы, в темном строгом костюме, делавшим ее серьезней и как-то отдаленней от меня. Я не заметил, как прозвенел звонок, студенты сорвались со своих мест, и очень скоро мы остались вдвоем в большом опустевшем зале.

— Решил послушать твою лекцию…

— Поздновато пришел. Много ли усвоил?