Остановившиеся часы

— Забрось на тот берег, — попросил, подойдя ближе, Асташев, с любопытством взглядывая на хозяина моторки. — Давай двадцатку, — небрежно предложил рыбак, посмотрев куда-то мимо Асташева, будто бы на базу яхтсменов, всем своим видом показывая, что невесть откуда взявшийся паренек его совсем не интересует.

— Идет, — выразительно кивнул Асташев, словно не замечая равнодушия мужчины.

Лодка уже отошла от мостков, и рыбак, взмахнув веслом, подогнал ее назад. Асташев влез в лодку, бросая пакет у борта.

— Садись на нос, — показал рыбак, сидевший на корме у мотора.

Асташев уселся на скамью, лицом к корме. Мужчина пару мгновений рассматривал его, точно надеялся узнать. Потом резким движением руки завел мотор. Лодка качнулась. Асташев положил руку на борт, озираясь кругом. Мужчина прибавил газу и уже на середине реки повернул вправо, по ходу огибая отмель ближнего полуострова. Асташев махнул рукой, показывая направление. Он знал, что за отмелью и полуостровом есть маленький заливчик, места там хорошие. Рыбак, похоже, понимал, куда ему надо, и не делал попыток объясниться.

Асташев вскользь еще раз оглядел его. Рыбаку было лет пятьдесят с небольшим. Короткие, с проседью волосы, лицо изрезано морщинами, от подбородка к шее тянулось рваное белесое пятно — шрам от давней раны или ожога. Сухое, мускулистое тело в наколках недвусмысленно указывало на то, что его хозяин побывал в местах не столь отдаленных и, возможно, не один раз. На левом плече была наколка, заинтересовавшая Асташева. Равнобедренный треугольник, внутри которого глаз. Где-то он уже видел такую… Рыбак уверенно управлял лодкой, чувствовалось, что занятие это для него привычное, а места эти знакомы вдоль и поперек. Левее, за еще одной косой, открылись лесистые островки, от которых по прямой до пляжей было километра полтора-два. Когда они проплывали мимо, Асташев крикнул, привлекая внимание. Рыбак глянул на него, прищурив глаза, и Асташев рукой показал на один из островков. Рыбак еле заметно кивнул головой, меняя направление лодки. Асташев хорошо знал эти островки. Когда-то еще до армии бывал здесь не раз. Оставались тут с ночевкой, ставили палатку, ловили рыбу, а потом в сумерках варили уху в котелке. Обычно набирали с собой дешевого портвейна (именно поэтому он прихватил с собой бутылку азербайджанского), гитару, иногда — радиоприемник, чтобы по ночам ловить музыкальную волну. Ели уху, пили вино, дурачились, играли на гитаре песни «Машины времени» и «Воскресенья». Сумасшедшие были ночки. Особенно врезалось в память лето восемьдесят четвертого. Над всеми над ними тогда витало немного загадочное словечко «Афганистан». Южная горная страна, в которой что-то происходило. От парней, возвращавшихся оттуда, то и дело слышалось: душманы, Кандагар, пуштунские папиросы… Через три месяца в армию забрали Виктора Савельева, прослужил полгода в «учебке», а потом его кинули в Афган. Встретились они с двоюродным братом нескоро. Асташева призвали в мае восемьдесят пятого. Два года провел в СИБВО, в мотострелковом полку Новосибирского гарнизона. Могли и его бросить на помощь южным братьям, но не совпало. Много воды с тех пор утекло, но заливчик вот этот, куда они на лодке вплывали, как будто и не изменился вовсе. Все так же, словно было вчера…

Лодка уткнулась в песок, чуть поворачиваясь кормой. Рыбак заглушил мотор, взглянув исподлобья на Асташева. Тот поднялся со скамьи и протянул рыбаку полтинник.

— Слушай, я тебе дам пятьдесят, но ты меня после обеда отсюда заберешь, идет?

— Хорошо, — сразу согласился рыбак, пряча полтинник в кармане шорт. — Только далеко не уходи, на этом месте буду.

— Само собой, — Асташев прыгнул на берег и, оглянувшись, дружески поднял руку. Рыбак вяло ответил ему тем же и завел мотор.

— Толкни, командир! — крикнул рыбак.

Асташев, схватившись за нос моторки, оттолкнул лодку от берега. Рыбак умело вывел лодку в глубь залива и сделал круг, выходя на основной рукав. На Асташева он даже не взглянул больше, будто того уже и не существовало. И Сергей вдруг подумал о том, что рыбак может и не вернуться за ним, просто кинуть его ко всем чертям. Полтинника хватит на бутылку, чего же желать еще?