Читаем Остановка в городе полностью

На этом разговор закончился. Индрек подумал, что его оставили в дураках, но когда девушка через какое-то время добавила, что для того, чтобы знать из чего сделаны спички, надо поработать на спичечной фабрике, он понял, что девушка вовсе не хотела посмеяться над ним, просто она была немного наивной, и, когда подошла официантка, он заказал еще триста граммов ликера и попросил принести рюмку и для девушки.

Вообще-то он хорошо сделал, что позвонил жене, потому что позвони он сейчас, жена сразу поняла бы, что муж пьян. Он подумал, что пора бы уже представиться, воображая, какие большие глаза сделает девушка, когда услышит, с кем имеет дело, но затем решил подождать, пока официантка принесет ликер.

Но девушка отнюдь не была удивлена, она вежливо протянула руку и сказала, что ее зовут Малле. Эта Малле, видимо, вообще не читает газет, возмущенно подумал Индрек и сказал:

— Мне хотелось бы взять вас на руки и отнести куда-нибудь очень далеко.

— Далеко? Я совсем не хочу далеко, — ответила Малле. — Я уже давным-давно мечтала летом поехать к морю, это километров шестьдесят отсюда. Надо свернуть с шоссе в лес, и лесная дорога приведет прямо к морю. Когда я была совсем маленькой, мы с мамой ездили туда, я до сих пор так хорошо все помню: там есть огромная одинокая сосна, она растет в стороне от других сосен, прямо на берегу, и когда я лежала животом на песке, то видела крошечный остров, где росли две сосны. Разве не забавно: одна сосна и две сосны.

Минут через пятнадцать нам бы следовало уйти отсюда, подумал Индрек, конечно, лучше всего было бы пойти к девушке, но это маловероятно, реальнее взять такси и поехать за город, такси можно будет там отпустить и если более или менее повезет с автобусом, то часам к десятиодиннадцати мы вернемся в город. Тийю наверняка поставила ужин в духовку и легла, он тихонько войдет, ляжет рядом с женой, она подумает, что он устал после работы, и не станет его тревожить. Индрек закурил, на этот раз он не попросил спичек, просто взял их, зажег сигарету и положил спички обратно на стол.

— У вас дача есть? — осведомилась Малле.

— А ты бы хотела иметь дачу? — уклонился от ответа Индрек.

— Я об этом не думала, но если б она была под этой одинокой сосной и волны перекатывались бы через порог — то да.

Индрек подозвал официантку и расплатился.

— Вы собираетесь уходить? — удивилась девушка.

— Мы, конечно, пойдем вместе, — радостно заявил Индрек и оставил официантке десять копеек на чай; официантка улыбнулась, но не слишком приветливо, очевидно, она рассчитывала получить больше.

— Как же я с вами пойду, — растерялась Малле, — я же о вас ничего не знаю.

— Я газетный раб, работаю в газете, — как можно проще ответил Индрек.

— Но, кроме этого, у вас есть жена, — сказала Малле, взглянув на его обручальное кольцо.

Индрек инстинктивно отдернул руку, но тут же устыдился своего жеста. Малле с интересом смотрела на него.

— А ребенок у вас есть?

— Есть, — испуганно пробормотал Индрек.

— Мальчик или девочка?

— Девочка. — Индрек почувствовал, что его начинает раздражать этот допрос.

— А у вашей жены темные или светлые волосы?

— Светлые, весит семьдесят шесть килограммов и через день моется в ванной, — ответил Индрек, подавляя злость.

Внезапно Малле поднялась, взяла со стола пачку сигарет и спички, на миг словно бы задумалась, затем положила спички на стол и сказала:

— У вас есть все, только спичек у вас нет.

Индрек, ничего не понимая, смотрел, как девушка решительно прошла мимо столиков и вышла из кафе. Потом он долго разглядывал лежащий на столе коробок спичек и графин, в котором оставалось еще граммов двести ликера; ему хотелось встать и уйти, но в то же время жаль было оставлять ликер, он налил полную рюмку и подумал, что если еще будет пить, то дома его наверняка разразится скандал.

<p>В полдень</p>

Они сидели в больших плетеных креслах. Над головой шатром раскинулся вылинявший тент, однако толку от этого было мало — пот катился с них градом. Альвина обмахивалась газетой. Альберт сделал несколько глотков кофе с мороженым и поставил чашку на стол, затем, как бы между прочим, подвинул ее к самому краю — что если б сейчас мимо пробежала собака или Альвина нечаянно толкнула стол, подумал Альберт, разглядывая известняковую плиту, на которую упала бы тогда чашка.

— Жарко, ой, до чего жарко, — лепетала Альвина, но настроение у нее было веселое, Альберт не понимал, как можно быть веселой в этакую жарищу, и время от времени поглядывал на чашку, но она стояла цела и невредима, Альвина так и не толкнула стол. Тогда придется мне это сделать самому, решил Альберт, но торопиться не стал — успеется, раньше или позже он это сделает, а вдруг действительно прибежит какая-нибудь собака, толкнет стол, и чашка разобьется вдребезги.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Концессия
Концессия

Все творчество Павла Леонидовича Далецкого связано с Дальним Востоком, куда он попал еще в детстве. Наибольшей популярностью у читателей пользовался роман-эпопея "На сопках Маньчжурии", посвященный Русско-японской войне.Однако не меньший интерес представляет роман "Концессия" о захватывающих, почти детективных событиях конца 1920-х - начала 1930-х годов на Камчатке. Молодая советская власть объявила народным достоянием природные богатства этого края, до того безнаказанно расхищаемые японскими промышленниками и рыболовными фирмами. Чтобы люди охотно ехали в необжитые земли и не испытывали нужды, было создано Акционерное камчатское общество, взявшее на себя нелегкую обязанность - соблюдать законность и порядок на гигантской территории и не допустить ее разорения. Но враги советской власти и иностранные конкуренты не собирались сдаваться без боя...

Александр Павлович Быченин , Павел Леонидович Далецкий

Проза / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература
Мальчишник
Мальчишник

Новая книга свердловского писателя. Действие вошедших в нее повестей и рассказов развертывается в наши дни на Уральском Севере.Человек на Севере, жизнь и труд северян — одна из стержневых тем творчества свердловского писателя Владислава Николаева, автора книг «Свистящий ветер», «Маршальский жезл», «Две путины» и многих других. Верен он северной теме и в новой своей повести «Мальчишник», герои которой путешествуют по Полярному Уралу. Но это не только рассказ о летнем путешествии, о северной природе, это и повесть-воспоминание, повесть-раздумье умудренного жизнью человека о людских судьбах, о дне вчерашнем и дне сегодняшнем.На Уральском Севере происходит действие и других вошедших в книгу произведений — повести «Шестеро», рассказов «На реке» и «Пятиречье». Эти вещи ранее уже публиковались, но автор основательно поработал над ними, готовя к новому изданию.

Владислав Николаевич Николаев

Советская классическая проза