Остановка в городе

— Понимаете, — сквозь всхлипывания проговорила женщина, — у меня ужасно много работы и нет времени каждый день ходить в парк, я уже давно подумывала о том, чтобы превратить эту комнату… но без лебедя здесь было как-то мертво… Я понимаю, что поступила дурно, что у меня не было на это никакого права… но, клянусь вам, уже сегодня вечером я отнесу лебедя обратно к пруду… — Она опустилась на диван, плача так, что от ее рыданий диван сотрясался.

— А где лебедь сейчас? — спросил Эльмер, с трудом подавляя волнение.

— Я одолжила его на сегодняшний день подруге… — не переставая плакать, ответила женщина. — Она тоже сделала себе такую комнату и попросила… — Слезы заглушали ее слова. Эльмер набрался духу, решительным тоном повторил свое требование, вышел из квартиры, спустился по лестнице, прошел мимо детей, которые позвали его лягушку поиграть с ними в «классики», но возле трамвайной остановки повернул назад, подошел к детям и подарил им свою зеленую лягушку.

Встреча

Утром, как только я сел за стол, ко мне подошел начальник отдела. Обычно, когда ему надо увидеть кого-то из своих подчиненных, он звонит или просит передать, что ждет их. А сейчас он стоял, смущенно потирая руки и просяще заглядывая мне в глаза, причем вид у него был отнюдь не начальственный. Меня, разумеется, испугало его поведение, я оторопело встал — внезапно мне пришло в голову, что он хочет выразить мне сочувствие, хотя я был абсолютно уверен, что не нуждаюсь в этом.

— Гость, — произнес начальник, и этим словом стер с моего лица выражение растерянности. — Надо же, гость и в такое время! — Он вздохнул. — Будьте так добры, уведите его, делайте с ним, что хотите, но только чтобы сегодня он здесь больше не появлялся.

Я скорчил гримасу: неужели никак нельзя отбояриться? И затем: ну, что ж, если это так необходимо, я обязан вас выручить — последняя фраза была сказана на всякий случай, чтобы он вдруг не передумал и не навязал гостя кому-то другому, впрочем это опасение было излишним, поскольку дела с проектом бензостанции обстояли из рук вон плохо, и весь отдел, напоминающий сейчас сборище суматошных и страдающих бессоницей старушек, лихорадило. Меня все это не касалось, я был одним из немногих счастливчиков, которые никогда не имели дела с бензостанциями, однако, согласившись взять гостя под свою опеку, я почувствовал, что попал из огня в полымя.

Гость должен был вскоре прибыть. Я не без злорадства смотрел, как мой начальник вышел из комнаты — это был еще молодой человек, самое большее лет на пять старше меня, но сегодня он казался, по меньшей мере, одного возраста со своим отцом. Затем подумал, что гостеприимство все же прекрасная штука. Приезжает человек за несколько тысяч километров в командировку, чтобы поднабраться необходимого опыта, а радушные хозяева таскают его по кабакам и пляжам, главное, чтобы своим присутствием он не мешал работе.

И вот он прибыл, этот гость, и начальник отдела передал его мне, как драгоценный подарок: товарищ Сидоров из Мурманска. А затем с любезной улыбкой в сторону Сидорова: мы подумали, что самым целесообразным для вас было бы прежде всего ознакомиться с нашей архитектурой — средневековой и современной, вообще с нашим городом, его бытом и все такое прочее. И он тут же вышел, сославшись на какие-то срочные дела.

— Очень интересно, — сказал Сидоров, и мы отправились знакомиться с городом.

— Если вы не возражаете, начнем со Старого города, — вежливо предложил я.

— Нет, — ответил Сидоров, — зачем, я всего третий год живу в Мурманске, а до этого был таллинцем.

— Весьма любопытно, — заметил я.

— Я не хотел бы отнимать у вас время. Надеюсь, встретимся в понедельник, а пока большое вам спасибо, — добавил он сдержанно и сошел на следующей трамвайной остановке.

Я был ошарашен. По инерции проехал еще одну остановку и только тогда сообразил сойти. Солнце уже припекало, стояла великолепная пляжная погода. Я почувствовал приятное волнение от неожиданно свалившегося на меня свободного дня и радость, что не придется весь день таскать гостя по городу; мне вдруг ужасно захотелось потянуться, однако я сдержался, лишив прохожих такого веселого зрелища, и направился в парк на Морском бульваре, один из уютнейших, на мой взгляд, парков в Таллине, к тому же для меня он какой-то свой, поскольку я часто прихожу сюда после работы отдохнуть и успокоить нервы.

Итак, я бродил по аллее, окаймленной с двух сторон живой изгородью, и искал в тенистом уголке укромную скамейку. Под липой, съежившись, сидела женщина, в ней было что-то беспомощное, и, подойдя ближе, я увидел, что она плачет. Я попытался обойти ее стороной, чтобы не потревожить, но поравнявшись с ней, остановился. Женщина показалась мне поразительно знакомой. Возможно, она почувствовала мой взгляд, потому что подняла глаза, и наше взаимное удивление было поистине велико. Сперва удивление, а потом замешательство. Она быстро вытерла слезы тыльной стороной ладони.

— Прости, не буду тебе мешать, — пробормотал я.

— Да что ты, присядь, — она попыталась улыбнуться. — Мы же целую вечность не виделись.