Эугениуш кивнул было, но потом покачал своей мудрой головой старого афериста и, бросив взгляд на врача, склонившегося над окровавленным телом начальника тюрьмы, сказал тихо и раздумчиво:
— Кто знает. Похоже на то, что все-таки попался.
На что он намекал, на что он мог бы намекать, мы уточнять не будем; тюремщики пришли в себя и разлучили нас. Наша работа, которая, собственно говоря, была работой обоих молчаливых крестьян, их вполне удовлетворила. Оставив Эугениуша и врача-арестанта с мертвым начальством, они отвели добровольцев назад в камеру.
Вот когда у добровольцев было что порассказать и вот когда вышло как нельзя лучше, что с добровольцами был и Марк Нибур, ведь оба крестьянина только и могли сказать, что носили туда-сюда каких-то мертвецов, на учителя-фольксдойче рассчитывать не приходилось, хоть он был фольксдойче и учитель, а вот на Нибура можно рассчитывать: если уж он где-то побывал, добровольно или вынужденно, так выдаст и обстоятельные речи, и краткие изречения, лучше умел это делать только лапландский доктор; но Нибур тоже был на высоте, вот на днях, к примеру, когда мы изблевались; а уж если он в ударе, так иной раз в рифму свои перлы выдает.
Но, рассказывая о чрезвычайном происшествии у ворот тюрьмы, я не нашел ни единой рифмы. Слишком много осталось неясным, слишком много было явным, и концы с концами не сходились.
Связи: Марк Нибур, мертвый начальник тюрьмы и мертвый доктор в том смысле связаны между собой, что все трое имеют какое-то отношение к тюрьме.
Марк Нибур и начальник тюрьмы: Нибур сидит, сидел у начальника тюрьмы.
Марк Нибур и доктор: доктор был тюремным врачом в тюрьме, где сидел Нибур, и после одного из дурацких несчастных случаев они встречались трижды. В чем-то, кажется, были еще точки соприкосновения у Нибура и у тюремного врача, кое-какие намеки на это имели место, но Нибур не удосужился спросить, когда для вопросов еще было время.
Нет, говорить они друг с другом не говорили. Все, что было связано с Марком Нибуром, задевало доктора лично.
Связь: между Марком Нибуром и доктором связь имеется и в том смысле, что жена и ребенок доктора были расстреляны как заложники, а приказ о расстреле был отдан неким генералом Эйзенштеком, который впоследствии сидел с Нибуром в одной камере, а прежде был с Нибуром в одной армии.
Дополнение: генерал разъяснил своему солдату (в камере, но не прежде), что подобные расстрелы, цель которых — защита от враждебных акций, совершаемых жителями оккупированной местности и противоречащих международному праву, вполне законны, а солдат (в камере, но не прежде) пытался даже возражать генералу.
Противоречие: немецкий генерал приказывал расстреливать поляков, а польского начальника, у которого он сидел в тюрьме, расстреляли поляки. Противоречивейшая бессмыслица: генерал, начальник, доктор, расстрелянные поляки, стреляющие поляки, мертвая женщина, мертвый ребенок, множество мертвых женщин и детей, мертвый город, молчаливые крестьяне, врач-арестант, блюющие газовщики, тюрьма, тюремные ворота и залитая кровью улица перед ними, тюремщики и тюремная братия — вместе со со всем вышеназванным Марк Нибур из Марне.
И связан со всем и всеми вышеназванными Марк Нибур, лично связан.
Трудно во все это поверить. Не всякое обстоятельство можно принять на веру.
Счастье, что меня вряд ли поймут. Я хочу сказать, кто удивится тому, что я городил что-то непонятное, тот живет благополучно.
Это не упрек, а если — так он и меня касается. Я сам удивляюсь, когда слушаю себя. В скольких случаях я уже задавался вопросом: может ли человек быть таким — не бестолковым и в то же время таким бестолковым? Сносно образованным и так несносно плохо осведомленным? Всегда готовым на выдумки, но вовсе не готовым понимать других людей? Явно обмороченным и в то же время умеющим мыслить.
У меня есть только один ответ: я был именно таким.
Но успехи тот человек делал: поначалу он так дрожмя дрожал, что вряд ли мог размышлять, зрело размышлять, видеть связи. Ему тогда казалось, что все его нутро выворачивается наизнанку, и это его тогда очень занимало, это его целиком занимало.
А точнее говоря, его можно было дважды видеть в этом состоянии: когда он выпал из родного гнезда — Марне и очнулся в огромной яме-могиле и позже, когда очнулся во второй, меньшей, но более глубокой.
Нужно признать: в той общей яме он уже делал кое-какие усилия. Был там парикмахер, который ему кое-что прояснял, и банкир тоже иной раз. Он, правда, не пожелал вникнуть в объяснения, которые хотели дать ему те двое, не спрошенные, с бело-красными повязками, но беззвучное разъяснение некой врачихи относительно огромного разнообразия интонаций для произнесения слова «немец» занимало его очень и очень долго.