Остаток огня

Но в дверь никто не входил и не выходил. Акатар все утро расписывал, какая эффектная будет их «уточка», когда войдет, плавно покачивая бедрами, в магазинчик призрачной авантюристки. Но что-то пока пусто было вокруг. И вверх, и вниз по всей улице стояла гробовая тишина, и темень упала на город – хоть глаз выколи.

– Камень тут хоть? – вдруг спохватился Аватар. – Чувствуешь его? А иначе зачем мы все это затеяли…

Роберт уставился на него, не веря своим ушам.

– И как я это узнаю? У меня нет примочек Джеймса Бонда!

– Мои боги, тебе и не надо быть Бондом, будь самим собой! Просто закрой глаза и прислушайся, присмотрись к своим видениям. Настройся на него, он тебе и покажется! В уютном гнездышке из бархата он своем … или еще где… Может, старуха его уже быстренько снова продала… Хотя так часто эта лавка здесь не появляется, только на каждый седьмой день, я следил.

Вот, значит, почему не хотел ждать.

Роберт послушно закрыл глаза. Однако перед глазами разливалась сплошная темнота – никаких видений, никаких даже фантазий, сколько бы он ни пыжился и не тужился.

– Ничего, – озвучил он очевидное.

Ему показалось, что Акатар издал угрожающий утробный звук, потом засопел и снова придвинул губы к Робертову уху.

– Слушай считалочку и смотри внимательно, – шепнул он. – Вышел ёжик из тумана, вынул ножик из кармана… Вынул камешки и мел, улыбнулся, как умел…

Роберт хотел было возмутиться, что ему все же не пять лет, как вдруг сомкнутые веки запульсировали странным теплом и под ними поползли розовые волны.

– Подарил мне всё, что вынул… И опять в тумане сгинул

И опять в тумане сгинул. О, это явно про этот камень. И тут Роберт ясно увидел его: главное украшение ожерелья, которое снова мерцало в ложе из синего бархата. Алмаз горел, как остаток – или предвестник лесного пожара.

– Он здесь. Я его вижу.

– Ну вот и чудно!

– Только что-то не вижу той девушки…

– Какой девушки?

– Ты говорил: у нас есть подсадная утка…

– А! – вспомнил котолак. – А ты прав! Пора уж нашей прелестнице появиться…

И начал шарить в безразмерных карманах своей штормовки (выбор одежды Акатара всегда был удивителен, учитывая сезон, погоду и местность). Роберт ждал всего, чего угодно, только не этого: Акатар извлек из темных недр жесткой ткани круглую металлическую пудреницу с замысловатым вензелем на крышке и жестом опытной кокетки раскрыл ее перед своим лицом.

– Что это ты… – и тут слова замерли у Роберта в горле, он даже вдохнуть забыл.

На пару мгновений фигура Акатара будто расплылась в неясную тень, а потом снова обрела плоть, но незнакомую. Теперь перед Робертом, выгнув бедро и уперев руку в тонкую талию, стояла высокая блондинка с пухлыми губами. Роскошные формы плотно облегало темно-красное кожаное платье, ножки обхватывали золотистые ремешки дорогих босоножек. На одном запястье сверкал браслет в виде переплетенных змей с глазами-изумрудами, в ушах тоже мерцали изумруды.

Она ловко продела свою тонкую руку под руку Роберта и подтолкнула его к магазину, который, кажется, все ярче разгорался голубым. Роберт взглянул на часы: они показывали почти двенадцать.

Когда же на часах замерцали четыре зеленых нуля, зазвенел колокольчик на дверях магазина. Сам собой.

Роберт вздрогнул, как если бы звонил не колокольчик, а колокол. Ему вдруг ясно представилась колокольня в черном-черном лесу, в белизне бесконечного снега, за частоколом стволов, откуда доносится мерный, холодный звон, рождаясь из ниоткуда, и колокола качаются сами по себе, и кого зовут они, непонятно.

Как он оказался у витрины и лицом к лицу со старухой, он не помнил. Никаких рюш в этот раз, только ветхое черное пальто в пол: крупные костяные пуговицы, поеденные молью соболиные манжеты и такой же воротник. Глаза у Жанны были темными, точно колодцы, бледное лицо проступало из густой синевы, как лицо утопленницы.

Еще Роберт чувствовал сырой холод, хотя снаружи разливалась теплая летняя ночь. Свойство призраков – приносить с собой холод из той завесы, где они обитают.

Он ущипнул себя и усилием включился в ход событий. Длинноногая кокетка, в которую так изящно обернулся коренастый Акатар, щебетала с Жанной на нескольких языках: то на русском, то на французском, то на английском.

Потом реальность опять скакнула: вот они уже шагали вдоль улицы, блондинка – цокая шпильками, как лошадка, по старинной брусчатке, Роберт – едва поспевая за ней и разгоняя темноту белизной своих кроссовок. Шея девушки оставалась свободной от украшений, зато она прижимала к боку мягкую сумочку из блестящей прессованной кожи. Роберт предположил, что ожерелье там.

Но не успел он с облегчением выдохнуть, как диспозиция внезапно поменялась: теперь сумочка валялась на камнях мостовой, а ожерелье застегнулось на белой шее, засверкало в свете луны так неистово, будто сами камни вдруг охватило безумие.