– Советовал рваться в «дамки» и проморгал мой победный ход. Что касается ошарашивания на допросе, честность необходима в любом деле, а в нашем особенно. Любые не дозволенные законом методы дознания преступны. Чекист не имеет права мухлевать, подтасовывать факты, принуждать, стращать карами, распускать руки, хвастаться имеющимися козырями. Следует продумывать каждый ход, лучше – заглядывать вперед, чтоб не проиграть, как произошло с тобой.
Не в силах усидеть, Горелов вскочил:
– Вот вы как повернули! Я про шашки, а вы про революционную сознательность, соблюдение законности! Был и навсегда останусь непримиримым ко всем, кто мешает строить социализм!
– Остынь, не кипятись, – посоветовал Магура. – Попей водички. И не распускай нервы, держи их в узде, не принимай близко к сердцу проигрыш.
– На шашки наплевать! – Горелов собрался высказать все, что думает о соблюдении законности, правилах ведения допросов, общении с подследственным, но резко зазвонил телефон.
Магура поднял трубку:
– Оперативный дежурный Царицынского ГПУ[70]
слушает!С давних пор, еще до прихода на службу в уездный департамент полиции Борис Иванович Долгополов терпеть не мог не знающих меры в употреблении горячительных напитков и благодаря недюжинным способностям довольно быстро поднялся от обычного филера, «топтуна», до помощника начальника уголовного розыска Зацарицынского района. Увидев разлегшегося на лестнице, он замер.
«Пьян. Недавно простился с лучезарным детством, вступил в прекрасную пору юношества и нализался, как свинья. В прежнее время достал бы свисток, вызвал околоточного, тот вытянулся во фрунт, взял под козырек, гаркнул: «Чего изволите, вашбродь?». Ныне, сколько ни свисти, ни кричи, никто не явится – милиционеров легко пересчитать, хватит двух пар рук, что весьма печально при разгуле хулиганства, грабежей, насилий».
Долгополов с презрением смотрел на человека у своих ног.
«Что бы ни говорили, а бедная Россия неудержимо скатывается в бездонную пропасть. Еще немного, и объятый хаосом, погрязший в преступлениях Царицын заполонят шулера, карманники, домушники, «медвежатники», фармазонщики, станут в городе хозяевами, найти на них управу, тем более упрятать за решетку, станет невозможно. Так стоит ли удивляться алкоголику почти на пороге моей квартиры? Безобразия начались после пресловутого указа Керенского о досрочном освобождении из тюрем отпетых уголовников. Мелкий адвокатишко, присяжный поверенный решил прослыть добряком, поднять собственный авторитет и совершил непростительное для недавнего министра юстиции, тем более главы нового правительства, в результате увеличились число краж, убийств, грабежей. Пьянство стало массовым явлением!»
Долгополов не брал в рот спиртное. В первый и в последний раз пригубил водку на выпускном вечере в гимназии и прескверно себя чувствовал. Борис Иванович мечтал подняться по служебной лестнице, быть переведенным в столицу, где бы за короткое время арестовал похитителей детей, взломщиков сейфов, главарей крупных банд, авантюристов международного масштаба, фальшивомонетчиков, содержателей притонов, всяких убийц, но год сменялся годом, а о переезде в столицу оставалось лишь мечтать.
Служил Борис Иванович не за награды, а на совесть, работал не покладая рук, забывая порой про сон и пищу. На десятый год пребывания в полиции стал лучшим в Царицыне сыскарем, грозой преступного мира, трижды получил похвалу градоначальника, был обласкан обер-полицмейстером. Лелея мечту перебраться из провинциального Царицына в Петроград, дожил до весны семнадцатого, когда озверевшие толпы ринулись громить полицейские участки, сжигали следственные дела, картотеку, давали волю кулакам, после чего многие заслуженные блюстители порядка попали в больницы с тяжелыми травмами. Царицын окрасился в алый цвет – красным стало почти все, от флагов, кумачовых транспарантов до бантов в петлицах горожан, которые поздравляли друг друга с обретением долгожданных свобод печати, демонстраций, со скорым окончанием затянувшейся мировой войны.
Многоопытный сыскарь, кому по зубам наитруднейшие дела, стал безработным, затворником в холостяцкой квартире, дверь отворял лишь соседке Рейнгард. Выслушивал новости о происходящих в городе митингах, демонстрациях, прочитывал от корки до корки приносимые газеты и успокаивал себя тем, что революция, бунтарский дух вскоре потухнут, речи на площадях смолкнут, вернется крепкая власть, которую примут с распростертыми объятиями, станут ей безоговорочно подчиняться.
Когда глубокой осенью Временное правительство приказало долго жить, почти все его члены переселились в камеры Петропавловской крепости, власть перешла к Советам народных депутатов, декреты призывали прекратить саботаж в учреждениях, банках, усилить бескомпромиссную борьбу с любыми преступлениями, неукоснительно соблюдать законность, Долгополов с грустью подумал: