Оставь страх за порогом

– О сотрудничестве с воинством барона не могло идти речи. Нe желал становиться соучастником политического сыска, ловить идейных врагов, с которыми следует вступать в дискуссии, а не арестовывать. Добровольческая, она же Русская армия приняла на себя роль палача, наплевала на незыблемые законы морали, чести. ― Чтобы поставить точку в неприятном для него разговоре, Борис Иванович добавил: ― С первого дня, даже часа возвращения в город и край советской власти пристально слежу за ее деяниями. Было опасение, что уподобитесь белым, станете лишать свободы, даже жизней неугодных. Приятно удивлен и обрадован, что большевики даже в мелочах придерживаются законов, зовут к справедливости, свободе личности, равноправию сословий, наций, классов. ― Долгополов кашлянул в кулак. ― Если удовлетворены моим объяснением, принимаете к исполнению советы, прошу вернуться к следствию, произвести опись изъятых у убитого вещей.

Мы, нижеподписавшиеся, составили данную опись предметов, обнаруженных в результате обыска убитого 15 июля 1922 г.

В том числе:

1. Паспорт на имя гр. Банникова Якова Петровича.

2. Пистолет системы «Дрейз» за № 4388 и шесть патронов.

3. Нательный крест.

4. Брелок.

5. Железнодорожный билет поезда Ростов ― Царицын на 14 июля.

6. Пачка папирос.

7. 3аписная книжка с вырванными листками «В» и «С».

8. Квитанция камеры хранения вокзала.

9. Деньги в сумме 25 тыс. 150 руб.

Подписали: С. Горелов, Б. Долгополов

4

Владелец единственного в доме телефона задерживался с возвращением, и Горелов поспешил в ближайшую аптеку проинформировать Магуру о начале следствия, попросить прислать санитарную «труповозку». Но стоило выйти из подъезда, как столкнулся со статным мужчиной в ладно сидящей гимнастерке, галифе, сапогах с парусиновыми голенищами, типичной для военнослужащего выправкой.

– Вы из четвертой квартиры? ― поинтересовался Сергей, и в ответ услышал: – Так точно. Самохин, начальник картографического отдела штаба.

Когда они поднялись на второй этаж. Самохин, не дрогнув ни единым мускулом на лице, замер перед телом убитого. ― Знаком погибший? ― спросил Горелов.

– Никак нет. Вижу беднягу впервые, ошибиться не могу, обладаю и горжусь отличной памятью на лица.

Картограф отпер дверь своей квартиры, пригласил Горелова воспользоваться телефоном:

– Звоните куда угодно и сколько душа пожелает, хоть до утра.

Квартира из двух комнат выглядела необжитой: абажур выгорел, зеркало на стене покрыл слой пыли, на обеденном столе вместо скатерти расстелена газета, на ней стоял стакан с недопитым чаем.

«Где хваленая армейская аккуратность?» ― удивился Горелов.

Самохин догадался, о чем подумал гость.

– Дома бываю лишь, чтобы приклонить голову к подушке. Привести квартиру в божеский вид – не доходят руки. За годы службы часто менял гарнизоны и с ними города, привык к походному образу жизни, в быту довольствуюсь самым необходимым.

– Что можете поведать о соседях?

Самохин развел руками.

– Ничего. Вижу их крайне редко.

Картограф запихал в платяной шкаф валяющуюся майку, смахнул со стола крошки, унес на кухню грязную посуду. Тем временем Горелов докладывал в угро:

– Убит выстрелом в грудь Банников, семнадцати лет. Не местный. При себе имел револьвер с полной обоймой патронов. Застрелен не с целью грабежа ― деньги с документами целы.

На предложение прислать подмогу Сергей ответил, что справится сам, получил помощь квалифицированного сыщика.

Самохин обратился к топтавшемуся в дверях Долгополову:

– Никогда бы не подумал, что сосед с третьего этажа – сотрудник милиции. С удовольствием поприсутствую при расследовании преступления.

– Угостите папиросой, ― попросил Долгополов. ― Не смолю табак, но курево помогает сосредоточиться, прогнать сонливость.

– Могу предложить крепко заваренный чай.

– Премного благодарен, ― отказавшись от угощения, Долгополов обратился к Горелову: ― Акт обнаружения трупа лучше писать медику, нам с вами провести опрос жильцов ― именно опрос, а не допрос.

– Вызовем в угро и там расспросим.

– Ни в коем случае. В стенах вашей серьезной организации мои соседи замкнутся, станут лепетать нечто невразумительное, не относящееся к делу или совсем замолчат. Здесь же, в привычной для них обстановке, они будут откровенны.

Самохин вмешался в беседу чекиста и жильца с третьего этажа: