Оставь страх за порогом

– Если не вдаваться в подробности, то страна испытала немало трудностей, залечивает нанесенные междоусобной войной раны, принимает титанические усилия, чтобы заработали заводы, фабрики, досыта накормить народ, покончить с безработицей, укрепляет границы, проводит планомерную переподготовку комсостава. Еще большевики борются с религией, что нам на руку, так как крушения храмов, ссылки священников рождают у верующих гнев. Если в Париже не прекратят чего-то выжидать, не начнут наступление на Совдепию, не перейдут ее границы, нс высадят десант, вместе с союзниками не двинут на Питер с Москвой, Федерация окрепнет настолько, что станет невозможно поставить ее на колени.

Курьер задавал новые вопросы, демонстрировал хорошую осведомленность в политической жизни РСФСР. Юношу интересовал НЭП, рост частных предприятий, трестов. Фомину пришлось признаться, что налажено нарушенное во время Гражданской войны железнодорожное движение по многим магистралям, в Швеции закуплены паровозы, увеличена добыча нефти, руды, в Запорожье пущена домна, пострадавшие от засухи губернии получают из центра помощь, прекращен мор среди скота. Ротмистр мог бы поведать о многом, чем советская власть справедливо гордилась, но решил вынудить собеседника на откровение, спросил:

– Как живется в эмиграции?

– Жизнь на чужбине совсем не сахар, ― признался курьер. ― Каждый из наших видит во сне возвращение в родные пенаты. Слабовольные спиваются, от отчаяния лезут в петлю, женщины идут на панель. Но невзгоды сплачивают, делают сильней и злей, готовыми к крестовому походу. Очень надеемся на истинных патриотов в тылу противника, на таких, как вы, ротмистр.

Упоминание звания насторожило Фомина: «Что еще обо мне сболтнул Климович?»

– Отдаем должное организаторским способностям Врангеля, ― продолжал курьер. ― Верим и в его правую руку, Кутепова, который при Галлипольском[74]сидении получил прозвище Кутеп-паша, многие прочат его на пост главы Русского общевоинского союза, призванного консолидировать деятельность эмигрантов, собрать всех разобщенных под единое знамя, готовых пролить кровь за освобождение Отчизны.

– Кто сядет на освободившийся престол?

– Монархические круги выдвигают Великого князя Николая Николаевича. Я бы предложил кандидатуру контр-адмирала, двоюродного брата последнего венценосца Кирилла Владимировича.

Фомин не успел оспорить выбор, как гость поведал о неутихающих склоках среди верхушки эмиграции.

– Врангель делает все от него возможное, чтобы помирить ссорящихся, настаивает на том, что народ сам будет решать, кому стать правителем страны.

– Народ – быдло, ― перебил ротмистр. ― Ему нельзя доверять такое важное дело, как выбор формы правления, тем более правителя. Лично я против, если в бой поведут под лозунгом: «За веру, царя и Отечество».

– Девиз снят, ― успокоил курьер. ― Среди эмигрантов много приверженцев демократии, противников возрождения царизма.

Фомин вспомнил генерала Слащова[75], покинувшего чужие края, сделавшего заявление о признании советской власти, призвавшего соотечественников за кордоном сложить оружие, покаяться.

«Его обращение взбудоражило многих, нетрудно представить, как его встретили за рубежом. По всему, мстит Врангелю за разжалование в рядовые».

Когда юноша зевнул, Фомин увел юношу в спальню.

«Добирался до Волги не одни сутки, ничего удивительного, что уснул как убитый ― раньше следовало отправить на боковую… Любопытство о закордонных делах, планах утолю позже. Как бы между прочим поинтересуюсь здоровьем Климовича. Вернувшись в Париж, юноша поведает генералу, что спрашивал о нем…»

С опозданием вспомнил, что позабыл о службе. Позвонил в штаб, пожаловался на недомогание, обещал сбить температуру и завтра явиться вовремя.

Пожурил себя за то, что не удосужился накормить гостя, принялся готовить обед, он же поздний завтрак. Нажарил на сале картошку, нарезал хлеб, приготовил салат из овощей.

Курьер проснулся ближе к вечеру. Прогнал остатки сна у рукомойника. С жадностью уплел обед, осушил рюмку самопальной водки, от второй отказался. Фомин же не ограничил себя, быстро захмелел, что случилось впервые: «Дал себе слабинку, обрадовался, что безделью пришел конец, и выпитое ударило в голову».

Появилась потребность высказать наболевшее, что накопилось, искало выход.

– Признаюсь, одолевала мыслишка, что списан из рядов, брошен на произвол судьбы. Рад, что ошибся. Самым трудным был первый год. Случалось, что тоска сжимала горло, ― Фомин ткнул вилкой в картошку, но в рот не отправил. ― На месте командования я бы не уповал на помощь Антанты, которая сошла с политической арены, и укреплял связи с крепнущей день ото дня Германией, которая не смирилась с Версальским договором, ждет реванша, рано или поздно подомнет под себя соседние страны, вступит на потерянные в мировую земли Украины, откуда недалеко до Центральной России. Кстати, где поселился Врангель?