Оставь страх за порогом

В командном пункте 8-й гвардейской армии Василий Иванович Чуйков беседовал с военными корреспондентами, писателями Всеволодом Вишневским, Евгением Долматовским, композитором Матвеем Блантером, когда доложили о прибытии парламентеров противника. Первым вошел ефрейтор с сооруженным из простыни белым флагом, следом военный с погонами генерала. В утреннем сумраке Магура разглядел лицо.

«Здравствуйте, герр Кребс! Мало изменились с нашей последней встречи летом сорокового, все такой же, каким были в Сталинграде, сухопарый, сосредоточенный, как говорят у нас, проглотивший палку».

Кребс отыскал взглядом среди присутствующих главного, сделал шаг к Чуйкову.

– Имею полномочия верховного командования вооруженными силами Германии, лично Геббельса, Бормана на ведение переговоров.

Кребс дождался, чтобы ефрейтор с флагом перевел сказанное.

– Имею честь сообщить весьма важное известие, которое без сомнения заинтересует советское командование, – от волнения на левой щеке Кребса покраснел шрам. Генерал смотрел на Чуйкова, который в дни и ночи обороны Сталинграда командовал легендарной 62-й армией. – Сегодня, – Кребс запнулся, поспешил поправиться: – Вчера, тридцатого апреля мир и своих подданных изволил покинуть вождь германского народа Гитлер Адольф.

Кребс замолчал, желая насладиться произведенным эффектом от сенсационного сообщения, но Чуйков никак не прореагировал, услышанное воспринял спокойно, даже безразлично.

– Мы знаем это.

Левая бровь Кребса поползла на лоб. Генерал сник, но быстро взял себя в руки.

– Выполняю поручение нового рейхсканцлера герра Йозефа Геббельса зачитать обращение к Советскому правительству и его Верховному командованию. – Кребс вытянул из папки с тиснением золотого орла лист, прочитал без какой бы то ни было интонации: – «Согласно заявлению ушедшего от нас фюрера, уполномачиваем генерала Кребса в следующем: сообщить вождю советского народа, что в 15.50 добровольно ушел из жизни фюрер. На основании его законного права и оставленного завещания[84] вся власть в стране передается Дёницу, мне и Борману. Я поручил Борману установить связь с вождем советского народа, что необходимо для проведения мирных переговоров между нашими державами, которые понесли наибольшие потери в войне. Подпись – Геббельс». Также имею честь передать два весьма важных документа. Первый подтверждает мои полномочия по ведению переговоров и второй – копия завещания герра Гитлера со списком назначенных им членов нового германского правительства и верховного командования вооруженными силами Германии.

Последнее удивило Чуйкова: о каких назначениях может идти речь, когда вооруженных сил рейха уже не существует, разрозненные остатки обороняющихся прячутся в подвалах, в метро и вскоре будут пленены?

Сохраняя завидное спокойствие, Чуйков уточнил у парламентера:

– Вы пришли, чтобы заявить о капитуляции?

Кребс не замедлил с ответом:

– К моему сожалению, имею полномочия лишь на переговоры о прекращении огня.

Некоторое время Чуйков в упор смотрел на генерала, затем вышел проинформировать маршала Жукова об обращении нового рейхскацлера и, главное, о самоубийстве Гитлера.

– Не отходи от аппарата! – приказал Георгий Константинович. – Поспешу обрадовать Верховного.

Позвонить из Берлина в Москву в кремлевскую квартиру Сталина было делом нескольких минут. Помощник вождя Поскребышев отказался будить генералиссимуса, сослался на ранний час, но Жуков был настойчив. Когда в трубке возник знакомый хрипловатый, с характерным грузинским акцентом голос, доложил о смерти фюрера. Жуков надеялся обрадовать «хозяина», но услышал иное:

– Доигрался, подлец! Ушел от справедливого возмездия. По нему плакали виселица с топором. Жаль, не удалось захватить живым. Где труп?

– По сообщению парламентеров, сожжен во дворе рейхканцелярии.

– Что еще рассказали парламентеры?

– Канцлером избран Геббельс, президентом адмирал Дёниц[85], предлагают временно прекратить с нашей стороны военные действия.

Сталин резко перебил:

– Они капитулируют?

– Никак нет. Просят передышку, чтобы новому правительству решить насущные вопросы.

– Хотят выиграть время, сгруппировать остатки частей, вырваться из «котла». Только капитуляция, притом немедленная и безоговорочная!

Последнюю фразу Сталин произнес привычным для него, не позволяющим возражать голосом, впрочем, ни Жуков, ни кто-либо в Союзе не посмел бы вступить в спор с вождем, учителем, отцом всех народов.

Трубка умолкла. Жуков решил, и оказался прав, что после известия из Берлина вождь уже не уснет.

Пока Чуйков ожидал результатов разговора маршала с Москвой, Магура не сводил глаз с Кребса.

«Желает выяснить настроение советского командования, за нашей спиной провести сепаратные переговоры с американцами, англичанами, тем самым посеять недоверие к советским войскам. Просьба о временном перемирии – очередная уловка, желание оттянуть неизбежный крах Третьего рейха[86].

Вернувшийся Чуйков встал перед Кребсом:

– Требуем полной и безоговорочной капитуляции всех ваших войск как в Берлине, так и в других городах Германии. В случае отказа штурм продолжится.