– Начальник «Абвер-аусланд» мою миссию у вас сформулировал предельно коротко, а именно: вжиться в советскую обстановку, так сказать, акклиматизироваться, сделать карьеру, для чего вступить в партию, проникнуть в одно из номерных предприятий, собирать сведения о военном потенциале различных наркоматов, вербовать сотрудников. К сожалению, деньги, даже большие, помогали редко и мало, на предложения сотрудничать и обогатиться клевали единицы и не самые лучшие представители общества.
– Упустили, что в задачу входила организация диверсий на важнейших сырьевых, промышленных базах, шахтах, электро- и гидростанциях, что показали граждане Варавин, Мехришвили. Со временем ознакомим с их показаниями, устроим очные ставки.
– Их вынудили к признанию!
– Вас ни к чему не принуждали, пыткой бессонницей, жаждой, физическим воздействием не пугали, что давно практикуется в Германии. Подтверждаете, что готовили в первые часы войны отравить водопровод, подорвать несколько переходов в метро?
– Ничего этого не сделал!
– Не успели, но если бы грянула война, выполнили приказы.
– Не имел выхода, откажись, и мой труп плавал бы в Москве-реке. Имею вопрос: чистосердечное признание облегчает у вас участь подследственного или это не так?
– Так, – подтвердил следователь. – Но лишь в том случае, если не юлят, не перекладывают свою вину на других, не стараются увести следствие в сторону. Какие контакты имели с военным атташе Германского посольства? Жду рассказа о встречах, разговорах в рейхе с Шелленбергом[89]
.Арестованный переспросил:
– Как изволили назвать? Шелленберг? Знаю этого господина лишь по имперской печати, лично не знаком.
– Не надо открещиваться от непосредственного начальника в IV управлении РСХА[90]
, бригаденфюрера СС, кто напутствовал перед отправкой в Союз, сейчас обеспокоен исчезновением вас. Когда догадается, что провалились, поспешит забыть о вас, Кёстринг с Кребсом откажутся, вычеркнут из списка и памяти, как делали это прежде не раз, когда теряли агентуру. Каковы связи с СД[91] аккредитованных в Союзе корреспондентов немецкого информационного бюро Шелле, Пертцлера. Перечислите фамилии, адреса завербованных вами москвичей. Ответите в письменном виде, для чего будет время, правда, не слишком много.Гофман сделал шаг к столу.
– Что ожидать от трибунала? Что будет со мной, когда выложу все что знаю?
Следователь нажал на панели стола кнопку, тотчас на пороге кабинета появился конвоир.
Гофман заложил руки за спину. Перед тем как выйти, посмотрел на следователя, который вновь углубился в чтение документов. И Гофман, он же приемщик багажа на Ярославском вокзале Степан Зотов, он же владелец дома в Подмосковье Виктор Кныш, вышел в коридор, понуро двинулся мимо ряда дверей, все явственней понимая, что загнан в тупик, пути для спасения нет и не предвидится, в НКВД о нем известно почти все, оправдываться, лгать, изворачиваться бесполезно. Если следователь информирован о связи с сотрудниками немецкого посольства, журналистами из Германии, знакомстве с Шелленбергом, то имеет и другие козыри, и все против него.
Гофман механически передвигал ноги, но неожиданно резко остановился при виде идущего навстречу. Сразу вспомнились международный вагон в составе Москва – Берлин, номер в отеле «Бавария».
– Следуйте! – приказал конвоир.
Гофман не шелохнулся.
«Это он, узнал бы среди сотен других! Память ни разу не подводила! Досадный случай, мелочь могут погубить разведчика, а счастливый спасти! Сейчас произошел именно такой… Как его фамилия? Необходимо вспомнить как можно скорее! – приказал себе Гофман. – В прошлом году служил в Наркомате иностранных дел, очень спешил на парижский поезд, я припер его к стене, отрезал все возможные пути к отступлению и завербовал, за что был удостоен благодарности начальства, премии. Он стал работать на нас, снабжать копиями весьма ценных документов. Я заставлю его вернуть мне свободу, иначе поведаю на Лубянке, что он сотрудничает с германской разведкой. В Берлине держался спокойно, что в его положении было сложно. Когда вернули паспорт, не соизволил поблагодарить.
Арестованный и конвоир вошли в кабину лифта, спустились на несколько этажей во внутреннюю тюрьму, подошли к двери с «глазком».
– Проходите.
Гофман переступил порог камеры. За спиной лязгнул засов.
Гофмана точно пронзило током: «Магура! Его фамилия Магура, зовут Николай Степанович! Из неуютного номера отеля «Бавария» он вскоре отбыл в Париж, я с Бемером поспешил к начальству с докладом, что вербовка прошла как по маслу».
Среди многих отправленных из Москвы двадцать восьмого октября 1940 года телеграмм одна была адресована в Советское посольство в Париже, в ней извещалось об убытии во Францию (с пересадкой в Берлине) сотрудника НКИД Магуры. Вторую депешу сдала в районном отделении связи старушка в меховой горжетке с ридикюлем. Работница почты пробежала текст на бланке: