Чтобы закрыть неприятную тему скрытой конкуренции двух разведок, Лахузен доложил детали новой операции. Адмирал слушал, наклонив голову. В конце доклада потребовал получить у завербованного крайне необходимые сведения о советских пограничных войсках, их вооружении, численности, испытании нового оружия, ходе строительства укреплений на Буге, которые могут помешать неудержимому продвижению армий вермахта на восток.
Молодые лейтенанты вышли в Минске, в вагоне остались пятеро, не считая Николая Магуры, пассажиров – две чопорные немки с двумя девочками и мужчина в клетчатом пиджаке, берете с помпоном.
«Иностранец, но неизвестно из какой страны, – отметил Магура. – Вчера ошибся дверью, хотел войти ко мне, долго извинялся…»
К концу первых суток состав миновал Негорелое, замер на пограничной станции Эйдкунен. По вагону прошли, пожелав пассажирам счастливого пути, пограничники. Следом за окнами послышались возбужденные голоса, протопали кованые сапоги. Магура приник к холодному стеклу, но кроме вспаханной возле железнодорожных путей полосы ничего не увидел – станция тонула во мраке, как и на всей территории генерал-губернаторства здесь действовало строгое правило светомаскировки.
Отправление задерживалось. На перроне не смолкали приказы, больше похожие на окрики. Магура чуть приоткрыл дверь купе, отыскал взглядом проводника, и тот, предвидя вопрос, ответил:
– Из графика чуть вышли, расписание нарушили, но в Берлин прибудете без опоздания. А немцы вновь требуют пересесть в их вагоны, дескать, габариты наших колесных тележек не подходят к стандарту европейской колеи. Нет у немцев понятия, что еще в Негорелом сменили тележки. – Проводник взял чемоданчик. – Теперь с вами другой проводник поедет.
Новый проводник был в черной форме с оловянными пуговицами. Косо посмотрев на Магуру и стоящего в коридоре иностранца, скрылся в служебном купе.
Прошло еще минут десять, в вагон вошел чопорный офицер в клеенчатом длиннополом плаще с нарукавной повязкой, где в красном круге ощетинилась свастика. За офицером шествовали двое в штатском.
– Документы! Спокойствие, порядок!
Паспорт сотрудника советского Наркомата иностранных дел офицер взял, не сняв перчаток. Раскрыл книжицу, мельком взглянул на страничку с фотографией и передал штатскому в тирольской шляпе с пером, тот сличил личность Магуры с фото.
– Прошу, – штатский вернул паспорт. Магура отступил в купе, задвинул дверь.
Некоторое время в коридоре слышались голоса, затем стихли. На платформе мелькнули тусклые огни карманных фонариков, Николай Степанович с трудом различил солдат с металлическими бляхами на груди, автоматами с рожками.
«Бывшая панская Польша теперь под пятой фашистов». Магура вспомнил кадры немецкого пропагандистского документального фильма «Огневое крещение»: бомбардировка германской авиацией Варшавы, марширующие по дорогам Польши отряды вермахта. речь Геринга о войне, как о выражении высших моральных качеств немецкого народа, наследника тевтонских рыцарей, в чьи руки Господь вложил меч. Конец речи рейхсминистра заглушали крики, пение. Захват Польши продолжался чуть больше месяца, ряд воеводств – Познанское, Поморское, Силезское – присоединили к Третьему рейху, над остальными стал властвовать генерал-губернатор Фрак.
В начале состава прокричал гудок. Вагон дернулся, купе задрожало.