Оставь страх за порогом

А. Воронин, начальник Сталинградского УНКВД[113]:

Абвер упорно продолжал подрывную деятельность и, несмотря на провалы, отправлял к нам новых своих агентов. К лету 1942 года агентуру в Германии, Польше, близ Винницы готовили с поспешностью. Одни шпионы вылавливались при первых шагах на нашей территории (порой во время приземления), другие являлись с повинной в органы госбезопасности, фронтовую контрразведку. Большую помощь оказывал центральный аппарат, своевременно информируя о намеченных немцами акциях, присылая данные на забрасываемых к нам.

9

Колеса мотоцикла разбрасывали в разные стороны грязь, которая попадала Мокею в лицо, отчего конюху приходилось прикрывать глаза ладонями, ниже опускаться в люльке, недобрыми словами поминать чертей.

Григорий точно сросся с машиной, продолжал думать о доставленной из Венцов газете, мучился над решением вопроса, как гнусная фальшивка попала в хутор. Знал пока твердо одно: необходимо как можно скорее отыскать распространителя, нельзя допустить, чтобы другие лже-«Правды» (вряд ли в район попал единственный экземпляр) были прочитаны жителями.

Когда мотоцикл достиг околицы Венцов, свернул у заброшенного, с заколоченными крест-накрест окнами дома, конюх украдкой перекрестился, радуясь, что костлявая с косой не унесла его с собой.

У стенда сержант замер. Оторопело заморгал и конюх – рядом с рукописной афишей о демонстрации фильма «Волга-Волга», листом из тетради с напоминанием о сроке сдачи яиц висела «Правда», точная копия той, что привез Мокей.

Они уставились в газету с антисоветскими статьями и очнулись от истошного крика – к плацу бежала казачка. Достигнув Полетаева с Мокеем, хуторянка схватила сержанта за рукав, попыталась что-то произнести, но только беспомощно открыла рот. Полетаев попросил: – Успокойся. Отдышись.

Казачка потянула сержанта в конюшню, где на полу рядком лежали Трофимов и Тупиков. Казалось, члены хуторского Совета уснули, утомившись после тяжелой работы. К прячущейся за спины мужчин казачке с опозданием вернулась речь:

– Иду и слышу – стреляют, да не один раз, а дважды, знать, не случайно курок нажали. Подумала вначале, кому и по какой такой причине ранехонько пулить в конюшне? Заглянула за ворота и еле на ногах устояла. Как теперь Трофимихе рассказать? А у Тупикова не осталось ни одного родственника, всех схоронил, некому будет обрядить, над гробом поплакать…

Полетаев перебил:

– Кто из посторонних появлялся в Венцах?

– Почтарь вчера заезжал, но он нам не посторонний, все его знают, все ждут, как ясно солнышко в сумрачный день.

Глотая слова, казачка говорила бы долго, но умолкла при первых словах присевшего возле убитых Мокея:

– За что их? Еще утром балакал с Тупиковым, обсуждали, как лучше провести проводы в армию. А Трофимов вчера к себе звал, угощал гусятиной, пару рюмок опрокинули…

– Появлялись чужаки? – повторил вопрос Полетаев.

Казачка закивала:

– Перед рассветом двое объявились, один сынок тетки Дарьи Камыниной, из армии приехал на побывку. Другой тоже военный, чернявый, не нашего роду-племени, из тех, что каждую зиму привозят на рынок мандарины с лимонами.

Полетаев помог конюху подняться.

– Оружие имеешь?

– При себе нет, а дома держу для охоты дробовик. Берданка старая, но ни разу не подвела, бьет без промаха.

Сержант протянул гранату.

– Покуда спрячь, и пошли к Камыниной.

Мокей заспешил:

– Я ее сынка еще бесштанным пацаненком знаю, и лицом, и характером в отца. Орден заслужил, мать не забывает, исправно шлет денежные переводы, посылками балует…

Что еще рассказывал конюх, Полетаев не стал слушать, придерживая кобуру, побежал к одной из уходящих с плаца улиц, следом стараясь не отставать, засеменил Мокей Ястребов.