– После жительства в казармах, гостиницах отвык от домашнего уюта. Вспоминал аул, и появлялось желание покончить счеты с жизнью, но останавливал Аллах, запрещающий даже думать о самоубийстве, – с опозданием понял, что сказал лишнее, постарался исправить ошибку: – В ответ на гостеприимство обещаю принять в моем ауле как дорогого кунака, с почетом, угощу молодым барашком на вертеле.
Камынин подсел к напарнику.
– Что задержало?
Саид-бек ответил:
– Дал вам пообщаться с матерью, познакомился с местными партийцами.
Камынин вернулся к матери, продолжающей накрывать стол.
– Помню, как по праздникам отец пел. Стоило хлебнуть, глаза веселели, голос становился командным.
Старушка согласилась:
– Чего-чего, а петь и заливать за воротник был мастак. С устатку завсегда опрокидывал чарку, но знал меру, не позволял лишку, завсегда, в отличие от других казаков, оставался на ногах. И плясун был хоть куда, за это обратила на него внимание, когда стал женихаться.
– Далеко было другим до отца не только при застолье, а и на скачках, стрельбище. – Камынин вначале тихо, затем громче затянул:
Мать заслушалась, в голосе сына уловила знакомые ей интонации мужа.
– А гармонь батина целехонька. Просили уступить, предлагали хорошую цену, но всем отказала – память не продается.
В сенях щелкнула щеколда.
Саид-бек сжал в кармане рукоятку револьвера, который предусмотрительно был переложен из кобуры.
– Без паники!
Дверь отворилась. Пригнувшись, чтобы не задеть затылком притолоку, вошел Полетаев.
– Доброе утро, тетка Дарья. Здравие желаю, товарищи командиры.
Старушка заспешила:
– Присаживайся, Гришуня. Радость у меня безмерная, сыночка дождалась.
Полетаев снял фуражку, но за стол не сел.
– Прошу предъявить документы, время, сами понимаете, требует бдительности.
– С кем имеем честь? – спросил Камынин.
– Сержант госбезопасности Полетаев, – представился Григорий.
Старушка подтвердила:
– Тутошний он, из соседнего хутора родом.
Камынин не спешил выполнить просьбу, точнее, приказ. Залпом осушил рюмку, подцепил вилкой ломтик сала, отправил под усы и лишь затем полез в нагрудный карман.
– Вам воинский билет или командировочное предписание?
– И то и другое.
Камынин порадовался, что в документах указаны его настоящие фамилия, имя с отчеством.
«Придраться не к чему, даже чернила советского производства, а печать настоящая, захваченная в горвоенкомате Киева».
Пока Полетаев знакомился с документами, Саид-бек положил на край стола свои, предложил разделить застолье:
– На службе, понятно, возлияния не приветствуют, но в честь встречи матери с сыном можно пригубить.
Полетаев вернул документы, смущенно признался:
– Сильно завидовал тем, кто воевал в Монголии и на озере Хасан с япошками. Собрался писать рапорт с просьбой направить на учебу в училище, но военные действия на Дальнем Востоке закончились.
Камынин был в недоумении: «При чем Монголия, Хасан? – не сразу сообразил, что молоденький сержантик принял его за младшего брата. – Если вздумает сличить с портретом Вани, поймет, что ошибся. Впрочем, мы с Ваней похожи».
– А на финской пришлось побывать? – продолжал интересоваться Полетаев. – Переживали, когда узнавали из газет, что «кукушки» с деревьев подстреливают наших и что морозы там посильнее сибирских.
– На финскую не попал, – ответал Камынин. – Служил на юге.
– Не случись эта война, вашему отцу и другим, кто сложил головы за советскую власть, в станице поставили бы памятник, – Полетаев приложил руку к козырьку. – Прошу извинить за беспокойство.
– Бдительность – наше оружие, – процитировал лозунг Саидбек.
Стоило сержанту покинуть дом, Камынин строго спросил Саид-бека:
– Чем объясните появление энкавэдэшника? Наследили с местными партийцами?
Саид-бек обиделся:
– Я работаю чисто.
На крыльце Полетаев успокоил Мокея:
– Все в порядке. Не будем мешать встрече матери с сыном.
– Дарья, небось, радешенька?
– Спрашиваешь. К тебе бы приехал сын, тоже был на седьмом небе от счастья.
Конюх посуровел:
– Мой не приедет, мой лег в сыру землю чуть попозже Дарьиного мужа. Интерес имею: сильно Ванятка изменился? За минувшие пять годков, когда в последний раз приезжал, должен повзрослеть.
Полетаев резко остановился, обернулся.
– Как его назвал?
– Иваном, как окрестили.
– Он Федор, Камынин Федор!
– Не путай, Федором звали старшего, белопогонника. Сгинул где-то.
Полетаев схватил конюха за дождевик, притянул к себе.
– Не шути и не заговаривайся!
Старик обиделся:
– Какие могут быть шутки?
– В документах он Федор!