– Здорово нас загоняли. После такой муштры не грех вздремнуть пару часиков, чтоб силенок набрать. Не желаете ли мой табачок попробовать? Угощу с великим удовольствием. Мой табак другим не чета, крепче и душистее не бывает. Глотнешь, и внутри все переворачивается, в голове сразу проясняется.
– От твоего табака горло так сжимает, что дышать нет сил, – заметил сосед. – После одной цигарки хоть в могилу укладывайся.
Пузырь обиделся:
– Не хай понапрасну мой табак! На что атаман привык к барским папиросам и сигарам, а не чурается моего самосада, хвалит его.
– Так уж и хвалит! Не верю, что угощал, заливай, да знай меру. Атаман ни с кем из наших не общается. Коль взаправду приглянулось твое зелье, пригасил бы на праздник.
– Это на какой?
– Однорукий к нам едет. Будет совещаться с Червонным, договариваться об объединении с нами. За ради приезда Однорукого атаман приказал столы накрыть.
– Не пойдет Однорукий на сговор. Сильно гордый, не пожелает идти в подчинение, желает без чужих приказов воевать.
– То-то, гляжу, бабка Афониха взялась срочно самогон гнать, возле куреня от дымка враз пьяным становишься.
– У бабки первач отменный, от одной чарки с ног долой…
Магура лежал на жухлой траве, впитывал услышанное: «Где встретятся атаманы? Вряд ли на глазах у подчиненных. Червонный не мозолит собой глаза, разговор предстоит тайный. Если узнаю место совещания, одним ударом можно убить сразу двух зайцев, двух главарей. Оставшись без командования, бандиты разбегутся или сдадутся на милость победителей, в округу вернется советская власть».
После перерыва учеба возобновилась. Магура показал приемы штыкового боя, как ползти под пулями, вгрызаться в землю, когда на открытой местности некуда спрятаться. Казакам пришлось изрядно поработать саперными лопатами, ползти по-пластунски, колоть штыком мешки с сеном. Когда все вспотели, Магура позволил разойтись.
По пути к куреню Селивана чекист миновал колодезный сруб с попискивающим «журавлем», помятым ведром на цепи и поравнялся с домом самогонщицы. С хищным крючковатым носом, седыми нечесаными патлами Афониха походила на ведьму без метлы и ступы. Скрипучим голосом втолковывала двум казакам:
– И не просите! Ясно сказала – не про вас мой самогон.
– Поимей сострадание, душа горит, сил нет, как хочется…
– Опохмелиться треба, голова раскалывается. Коль не осушу чарку, враз помру.
Афониха оставалась непреклонной.
– Проваливайте подобру-поздорову! Не то нажалуюсь атаману, что от дела отрываете, работать мешаете, и взгреет по первое число. Позабыли, что он запретил употреблять спиртное, в праздник можно, а в другие дни и думать не смей о выпивке. Не препятствуйте выполнению приказа, иначе попадете в холодную или отлупят как сидоровых козлов при всем честном народе. Самогон готовлю к приезду Однорукого.
– Когда еще пожалует, нам бы одну бутылочку.
Афониха не сдавалась:
– Вам одну, другим еще, и нечем станет во вторник гостей угощать.
О чем еще спорили у плетня Магура не стал слушать – день встречи отрядов и двух командиров стал известен, оставалось в воскресенье передать это в губчека.
С давней поры не только ярмарки, но и обычные базарные дни стали для жителей района радостным событием. Освободившись от хозяйственных забот по дому, огороду, полевых работ, казаки спешили в станицу, где происходила продажа, покупка продуктов питания и многого другого, что было необходимо для строительства, ухода за скотом, птицей. В очередное воскресенье не дожидаясь, когда просветлеет кромка горизонта, из хуторов потянулись подводы с дарами Прихоперья.