Остенде. 1936 год: лето дружбы и печали. Последнее безмятежное лето перед Второй мировой

Цвейг ведет его к лучшему портному, шить новые брюки. Рот настаивает на узком офицерском крое, а портной наотрез отказывается, но Рот все равно доволен результатом. На следующий день, сидя с Ирмгард Койн и Германом Кестеном в бистро на рыночной площади, за столиком, похожим на пивную бочку, он заказывает три рюмки ликера и одну за другой опрокидывает на свой пиджак под бурные аплодисменты подруги, вспоминал позже Герман Кестен. «Что ты делаешь?» – спрашивает Кестен. «Я штрафую Стефана Цвейга, – отвечает Рот. – Вот они, миллионеры! Ведут тебя к портному шить брюки, а что к ним нужен пиджак, забывают!» Через три дня Стефан Цвейг действительно заказал для него пиджак. «Он гений, – говорит Цвейг Кестену. – Такой же гений, как Верлен, как Вийон!» А Рот чрезвычайно горд и новым костюмом, и тем, что он не унизился перед Цвейгом.

Над Кестеном они тоже потешаются. Над его скверными книгами. Его выдающимся животом и тем, как он прячет его под столиком в бистро, думая, что никто не замечает. За глаза Рот называет его «бриллиантовым Германом», потому что раньше Кестен с сестрой промышляли алмазами. По крайней мере, в этом уверяет Рот, хотя, кроме него, об алмазах никто не слышал. Единственное не связанное с литературой дело, к которому был причастен Кестен, – мелочная лавка его матери.

Два года назад Кестен написал рассказ об Остенде и опубликовал его в эмигрантском литературном журнале Die Sammlung, издаваемом Клаусом Манном[39]. Это рассказ о беде, разразившейся посреди бельгийской летней идиллии: «Когда на краю неба, мерцая зеленоватым светом, взошла первая звезда и на горизонте задымила труба шедшего из Англии парохода, купальщик и ювелир обнаружили в песке мертвую женщину. Тело уже разлагалось, но платье, поврежденное песком, было новым и красивым. Покойница была стройна и великолепно сложена, только лицо внушало ужас, отливая зелено-синим, цветами океана. Но широко открытый рот, забитый сыпучим, ярко сверкавшим песком, казался задушенным криком, заключенным в камне».

Герман Кестен рассказывает об убийстве этой женщины, учительницы Адриенны, дочери набожного портного из Остенде, с ужасающими подробностями. «Ее смерть, похоже, была страшной, материалом для газет, но жизнь ее была еще хуже». Он повествует о ее большой и несчастливой любви, о ее изнасиловании в дюнах Бредена, о том, как ее, беззащитную, погребли в песке, как в скором времени осудили и убили двух невинных людей, как мальчик Поль мог этому помешать, но хранил молчание. О том, как потом признали виновными и повесили настоящего преступника и двух его сообщников. Кестен описывает огни на рыбацких барках, выходящих на рассвете во тьму, в открытое море, описывает танцевальный бар «Мексика», буйное веселье, разноцветные лампионы в июле, крики чаек и мальчика, желающего только одного – молчать и созерцать. Рассказ заканчивается так:

«Остается только сообщить, что мальчик Поль, чья странная причуда стоила жизни двум честным, порядочным обывателям, что этот мальчик Поль, которому сейчас 15 лет, уже слагает прелестные стихи, предвещающие очень милый поэтический талант.

Аппетит у мальчика хороший. Сон мирный. Школьные оценки в целом удовлетворительны. Теплыми летними ночами, особенно в полнолуние, влюбленные пары любят возлечь у подножия дюны, где была найдена прекрасная Адриенна, задушенная, с полным песка ртом, отверстым, словно изваянный крик».

Пляж Остенде, дюны Бредена, поэты, молчащие об убийстве, любовники на песке и задушенный крик. Кестен воздвиг на берегу моря нерукотворный памятник ужасу эмигрантского городка. И поэты возвращаются сюда каждое лето.

* * *