Остенландия

– Да, комплименты, но не пустые слова. Клянусь, это правда.

Наступил их черед в фигуре, он подхватил ее, закружил, вел ее, не отрывая от нее глаз. У

Джейн пересохло в горле. Пока играла музыка, говорить было невозможно, но можно не

сомневаться, что мисс Эрствайл и мистер Нобли составляли самую яркую и гармоничную

пару в зале. Но дело в том, что никакие они не мистер и мисс.

Ей стало жарко, голова кружилась – ситуация хуже, чем до Остенландии. Она слишком

увлеклась – разве ты этого хотела, тетя Кэролайн? Как ей теперь уносить отсюда ноги?

Джейн, сделав реверанс, ускользнула на свежий воздух, пока мистер Нобли умолял ее

задержаться, всего на два слова…

– Мистер Нобли! Как я рада встретить вас здесь! – воскликнула подскочившая к ним

незнакомка, вся в кружевах и кудряшках.

Интересно, это старая знакомая, или же по долгу службы он навещал гостей в других

«поместьях» время от времени; скажем, когда делал вид, что отправляется на охоту?

Мистер Нобли забормотал какие-то извинения шустрой даме, но Джейн уже скользнула в

соседнюю комнату. Кажется, там мелькнула высокая фигура Мартина.

Нет, ее перехватила непреклонно сильная рука.

– Мисс Эрствайл!

Опять мистер Нобли! Боже, сейчас его можно принять за самого Хитклифа!

Не выпуская ее руки, он, с уверенностью завсегдатая лавируя в коридорах, провел ее в

погруженную во мрак библиотеку – а зачем во время бала нормальным людям свет в

библиотеке?

Только тут он освободил ее руку и, не слишком твердо, но так же блокируя ей путь к

отступлению, проговорил:

– Извините меня.

– Пока и на том спасибо.

Джейн, деваться все равно некуда, опустилась в кресло. Он, нервно потирая подбородок, расхаживал перед ней: туда-сюда, туда-сюда. В темноте (прям как в спальне, ехидно

подумала она) он казался почти плоским силуэтом, лишь иногда дальний отсвет

прорисовывал его подбородок, отражался в его глазах.

Наконец, растерянно взъерошив волосы, он начал:

– Я должен был увести вас оттуда, где все смотрят на вас, следят за нами. Это

невыносимо.

Рухнув в кресло рядом с ней, он схватил ее за руку. Господи, опять, синяки будут,

подумала Джейн. У него что, хронический хватательный рефлекс – что-то вроде нервного

тика?

– Помнится, при первой встрече вы заметили, что самое верное – первое впечатление. Вы

правы в отношении себя; но и я не ошибался в ту минуту – вы опасная женщина, я в

опасности потерять голову от любви.

– Неужели? – Господи, и ничего остроумнее у нее не получилось!

– Да, я знаю, это звучит абсурдно; вряд ли кому приходило в голову, что такое возможно.

Я и сам не представляю, когда, в какой момент что-то в моих чувствах стало меняться.

Когда вы играли в крикет с капитаном, шутили, смеялись – я уже ревновал вас, как

последний дурак, и я так хотел бы быть на его месте… И вот сегодня… ваша красота…

ваши глаза… я покорен, и не могу больше таиться, я не могу молчать. Знаю, глупо

надеяться на взаимность, но ничего, кроме надежды мне не остается.

Рукой, затянутой в перчатку, он сжал ее руку. Прямо как тогда в парке, во второй день.

Надо же. А ведь словно год прошел.

– Теперь слово за вами, только вы можете облегчить мои страдания. Быть всегда рядом с

вами, быть вашей опорой – это предел моих мечтаний. Скажите, могу ли, смею ли я

надеяться?

Он замер в кресле – да, мучительная агония безнадежно влюбленного сыграна неплохо;

Джейн смотрела на него, как зачарованная. Он вскочил и опять заходил по комнате, потом

остановился перед ней с выражением мучительного отчаяния на лице:

– Ваше спокойствие убийственно, как кинжал. Скажите же мне, мисс Эрствайл, могу ли я

надеяться на взаимность?

О, какой блаженный, восхитительный миг!

Но с каждой минутой чувство это убывало, утекало прочь, как тончайший песок сквозь

сжатые пальцы – не удержать его. Это все притворство, искусная игра. Пусть будут

примитивные поцелуи на ковре – но искренние. Да, жизнь полна убожества, упущенных

возможностей, убийственно нудных и дел и забот. Но среди уродства реальной жизни есть

место и драгоценным мгновениям красоты – аромату сентябрьских персиков, искреннему

тихому смеху, очарованию света и тени. Настоящие мужчины тоже встречаются на белом

свете. Вот и отлично.

Мартин первым за много лет дал ей возможность бездумно наслаждаться восхищением –

собой, им, мужчиной, способным дать женщине почувствовать себя раскованной в

любовных играх, а не дурехой, зацикленной на мыслях о дне собственной свадьбы.

– Я не знаю, я…

Что она бормочет? Но она действительно растерялась. То, что он говорил, было пошло,

глупо и неискренне, все это вытряхнуто из пыльных книг. Но сам он – его глаза, его голос, ощущение его рук… Но он актер. Попробовать, что ли, подыграть ему? Если получится,

может, и запомнится, как записанное на киноленту.

– Мисс Эрствайл, поверьте, я совершенно искренне…

– И напрасно. Я вас прекрасно поняла, поверьте, но с меня довольно. Все было

замечательно, и я старалась, и так далее – но с меня хватит, – она говорила до странности

быстро, нервно разглаживая юбку руками.

Выражение его лица изменилось. Он опустился перед ней на колени, заглядывая ей в