Осточерчение

Когда Стивен уходит, Грейс хватает инерции
продержаться двенадцать дней.
Она даже смеётся – мол, Стиви, это идиотизм,
но тебе видней.
А потом небеса начинают гнить и скукоживаться над ней.
И становится всё темней.

Это больше не жизнь, констатирует Грейс,

поскольку товаровед:
Безнадёжно утрачивается форма, фактура, цвет;
Ни досады от поражений, ни удовольствия от побед.
Ты куда ушёл-то, кретин, у тебя же сахарный диабет.
Кто готовит тебе обед?

Грейси продаёт его синтезатор – навряд ли этим

его задев или отомстив.
Начинает помногу пить, совершенно себя
забросив и распустив.
Всё сидит на крыльце у двери,
как бессловесный большой мастиф,
Ждёт, когда возвратится Стив.

Он и вправду приходит как-то —

приносит выпечки и вина.
Смотрит ласково, шутит, мол, ну кого это
ты тут прячешь в шкафу, жена?
Грейс кидается прибираться и мыть бокалы,
вся напряжённая, как струна.
А потом начинает плакать – скажи, она у тебя красива?
Она стройна?
Почему вы вместе, а я одна?..

Через год Стивен умирает, в одну минуту,

«увы, мы сделали, что смогли».
Грейси приезжает его погладить по волосам,
уронить на него случайную горсть земли.
И тогда вообще прекращаются буквы, цифры,
и наступают одни нули.

И однажды вся боль укладывается в Грейс,

так, как спать укладывается кот.
У большой, настоящей жизни, наверно,
новый производитель, другой штрих-код.
А её состоит из тех, кто не возвращается ни назавтра,
ни через год.
И небес, работающих
На вход.

19–20 июня 2008 года.

«Майки, послушай, во лбу у тебя есть щёлка…»

Майки, послушай, во лбу у тебя есть щёлка,
Чтобы монетка, звякнув, катилась гулко.
Майки, не суйся в эти предместья: чёлка
Бесит девчонок нашего переулка.

Майк, я два метра в холке, в моей бутылке,

Дёргаясь мелко, плещется крепкий алко, —
Так что подумай, Майк, о своём затылке,
Прежде чем забивать здесь кому-то стрелки;
Знаешь ли, Майки, мы ведь бываем пылки
По отношенью к тем, кому нас не жалко.

Знаю, что ты скучаешь по мне, нахалке.

(Сам будешь вынимать из башки осколки).
Я узнаю тебя в каждой смешной футболке,
Каждой кривой ухмылке, игре-стрелялке;
Ты меня – в каждой третьей курносой тёлке,
Каждой второй язвительной перепалке;
Как твоя девочка, моет тебе тарелки?
Ставит с похмелья кружечку минералки?..

Правильно, Майки, это крутая сделка.

Если уж из меня не выходит толка.
Мы были странной парой – свинья-копилка
И молодая самка степного волка.
Майки, тебе и вправду нужна сиделка,
Узкая и бесстрастная, как иголка:
Резкая скулка, воинская закалка.

Я-то, как прежде, Майки, кручусь как белка

И о тебе планирую помнить долго.
Видимо, аж до самого
катафалка.