Осторожно, Питбуль-Терье!

Из-за угла выплескивается шумная молодежная тусовка. Это целый класс. Одеты в фирму, прически модные, идут по коридорам торгового центра, как хозяева. Когда их такая толпа, не угадаешь, что им взбредет в голову. Мама зажмуривается и прижимается ко мне.

Кто-то из этой толпы останавливается поглазеть на нас, кто-то смеется. Хохот звучит, как звон цепи. Наверняка они не встречали прежде мам со страхами.

Гвалт медленно протекает мимо. Смех и болтовня исчезают вдали.

Мама тискает мою руку, вздрагивая всем своим тощим телом.

— Она больна? — спрашивает продавщица.

— Нет!

Я беру маму под руку, чтобы вести дальше, но она не трогается с места. Стоит как вкопанная. Только зажмуривает глаза с такой силой, что веки кажутся смятыми. Сама она одеревенела.

— Тебе надо пойти, — говорю я. — Пора домой!

Лицо у мамы белее бумаги.

И тут я вижу Курта с этими. Они идут прямо на нас: Курт в обнимку с Ханне, Рогер и Кари.

Моя жизнь принимает очень плохой оборот. Все хорошее в ней, того гляди, закончится. Если Курт заметит меня, моя песенка, считай, спета. Он сразу поймет все про маму. Тем более, ходить с мамочками под ручку у нас тоже немодно.

Пытаюсь вырвать руку у мамы, но она держит ее мертвой хваткой. Оглядываюсь, где бы спрятаться, но поздно. Они уже в нескольких метрах от нас.

Первым нас замечает Рогер. На его лице появляется гаденькая улыбочка. И он толкает Курта в плечо. Тот упирается в нас взглядом. Плотоядно улыбается, в восторге от такого подарка судьбы. Я отвожу глаза. Лучше уж сделать вид, что я его не заметил.

Курт хохочет, девчонки хихикают. Они, видимо, остановились. Стоят и глазеют на нас. Чтобы сполна насладиться зрелищем. Джим держал ее за ручку, ой, не могу! Вот теперь будет о чем потрепаться на следующей вечеринке. Маменькин сыночек Джимми. Ты мамашу разглядел? С полным приветом!

Рука занемела. Я осторожно поднимаю глаза.

Курта с компанией уже нет.

Я тяну маму прочь. Она как каменная статуя и не трогается с места.

— Мы должны идти домой, — говорю я строго.

— Я боюсь, — шепчет она.

— Ты домой хочешь?!

— Я не могу.

— Пошли! — командую я и тяну ее за плечо.

Мама трясет головой.

— Я боюсь!

— Давайте я позвоню врачу? — предлагает продавщица.

— Нет! — кричу я.

Казалось бы, ситуация хуже некуда. Но тут она резко ухудшается в несколько раз: появляется Питбуль-Терье. Противно улыбаясь, он вперевалочку выходит из игрушечного магазина.

— Привет, чё это вы тут делаете?

— Мы уже уходим! — отвечаю я.

Терье испуганно смотрит на маму.

— Она заболела?

— Нет!

— Это Терье? — шепчет вдруг мама.

— Да, — вздыхаю я.

Они приоткрывает веки.

— Спроси, не может ли он нам помочь.

Более несуразный вопрос трудно себе представить.

— И так понятно, что он нам ничем не поможет, — говорю я.

— Конечно, помогу, делов-то, — обиженно гудит Терье.

— Спроси, не может ли Терье взять меня за вторую руку, — говорит мама. — Я чувствую себя уверенно, когда у меня с каждой стороны по большому сильному мальчику.

По-моему, даже задавать такой вопрос — напрасный труд. Питбуль не из тех людей, кто водит кого-то за ручку.

Но я не успеваю даже пикнуть, как Терье подходит к маме и берет ее узкую руку в свой кулачище.

— Вот так, — говорит он. — Ну, вперед.

И мы трогаемся в путь. Бросающийся на людей Питбуль-Терье, мама с супер-мега-страхом и я. Хорошо хоть Юлениссе не оказывается на посту, когда мы добредаем до дверей, а то был бы полный комплект.

На лестнице перед нашей дверью Терье с трудом высвобождает свою руку из маминой.

— В другой раз, — просит он шепотом, — попроси ее не вцепляться так сильно.

Маме плохо

Мама заперлась в ванной и плачет. Плач звучит, как хрип. Видно, у нее уже и слез нет.

Я стучу в дверь. Не могу сказать, в какой по счету раз.

— Ну и как насчет лоботомии? — пытаюсь я переключить мамино внимание.

— Мне не до этих дурацких шуток, — рыдает мама. — Оставь меня в покое.

— Можно я войду и успокою тебя?

— Нет!

Я сижу в кухне на стуле и жду. В таком тяжелом состоянии мама не была давно. И важно побыстрее утешить и успокоить ее. Иначе хорошо это не кончится.

В ванной все смолкло.

Потом щелкает замок, дверь ванной распахивается, выбегает мама, скрывается в своей комнате и с грохотом захлопывает дверь.

И почти сразу раздаются стоны.

— О, господи, — стонет она, — Боже ты мой…

Потом протяжный стон.

— О-о-о-о!

Можно подумать, кто-то рвет ей сердце.

— А-а-а-а!

Я весь покрылся мурашками, во мне растет гадкое чувство, что вот-вот случится беда. А не забыл ли я запереть дверь? Я кошусь на дверь — нет, все в порядке.

Стоны делаются громче и чаще, как будто мама там умирает. Хотя на самом деле она просто очень напугана. А страх — это всего лишь чувство. И оно наверняка исчезнет, если принять правильное лекарство. Вот оно, нужное слово, — лекарство!

Я со всех ног бегу к шкафчику с аптечкой, отсыпаю пилюль. Перед маминой дверью останавливаюсь и прислушиваюсь. Стоны не стали ни реже, ни тише.