Осторожно, волшебное!

Вадик говорит дубам:

- Вот я и пришел. Я долго шел. Вы ждали меня? Земной вам поклон, спасибо за все. Спасибо Берендееву. Здесь мне вернули детство, жизнь. Здесь для меня, за меня, ради меня умирали, стреляли, убивали, прыгали в огонь люди, которых я не знаю, никогда не увижу. Умирать и убивать тяжело. Спасибо неизвестному партизану Иванову, который вынес меня на руках из старой церкви, закутал в свой полушубок. Эта земля звала меня. Я должен был вернуться и зажать горсть ее между пальцев, вот так. Вы ждали меня, отцы?

Дубы шумят под ветром:

- Да-а...Вадик не помнит. Он просто знает. Они помнят. Для них это такой короткий срок. Было так недавно. Уже пылали кучи хвороста, сложенные у стен церкви, уже вспыхнула крыша, уже задыхались в дыму, чаду дети, маленькие люди. И листья ближних дубов тоже скручивались, чернели, умирая...

- Я один из них, отцы. Из тех. Я ваш. Наверное, лучше бы спасли знаменитого, красивого... очень нужного... Я обыкновенный.

Дубы откликаются:

- Ты краси-ивый... Ты на-аш...

КОРОТКИЙ ОТРЕЗОК КИНОЛЕНТЫ... НЕСКОЛЬКО КАДРОВ... ВСЕГО НЕСКОЛЬКО КАДРОВ...

Синее озеро (намного ярче неба). Белый большой камень-валун. На камне лежит мальчик в очках и читает книгу. Девочка в желтом сарафане собирает цветы. С ними взрослый. У него белая голова и зоркий, острый взгляд блестящих молодых глаз.

Вадик спрашивает:

- Вы не знаете случайно... тут где-то должна быть...- Древняя церковь? - живо откликается учитель Савчук,- Церковь семнадцатого века с приделом петровской эпохи? Снесли. Для благоустройства и благообразия. Сразу после войны. Я в Германии по госпиталям валялся, а тут... Теперь сожалеют. Строят теремки-ресторанчики из свежих бревен, со слезой, и зазывают интуристов полотенцами машинной вышивки, купленными в Москве на Калининском проспекте.

Он садится на камень. Мальчик в очках говорит строго, не поворачивая головы:

- Вам нельзя, учитель. У вас радикулит, а камень холодный. Нам с Маришей поручили присматривать. Опять сляжете? - Читает дальше.

Савчук послушно встает.

- Прогнали все-таки фотографа. Мы втроем прогнали сейчас фотографа. Во-он он уходит! Приходил, изволите видеть, от горсовета запечатлеть дубовую рощу. Наиболее знаменитые дубы.

Вадик вглядывается и видит на том берегу узкую спину Петровых, перекрещенную ремнями фотоаппаратов, фотовспышек и другого фотоимущества. Старший тренер Андриевский все-таки выставил Петровых из стрелкового лагеря, поймал его, когда у него одни и те же ребята отстреливались по нескольку раз под чужими фамилиями. Где он теперь кормится? В Москве? Там, говорят, у его жены квартира, знакомства. Или здесь по мелочи клюет?

- Велено заснять рощу на прощанье, для краеведческого музея,- Савчук объясняет: - Перед сносом. Их ведь рубить собрались, дубы.

Редко, очень редко Вадик бывает невежливым, особенно со старшим. Но на этот раз...

- Да вы что? Да вы понимаете?..- Одергивает себя: - Извините. Но надо же... в Академию наук... в газету... в...

Дубы шелестят:- На-аш! На-аш!

НЕСКОЛЬКО КАДРОВ... КОРОТКИЙ ОТРЕЗОК...

Мариша водит приезжего по роще. Объясняет.

- Это зовется Пересвет Перепетуевич. А это Старче. Вот кто-то недавно ветки верхние пообломал.- Задирает голову,- И как они достают?

Савчук то и дело хватается за поясницу, идти ему трудно.

- Жаль, дочка моя приемная в Москву уехала. Она бы вас поводила... Деревья ее за свою признают. Тайны поверяют. И она им все о себе рассказывает. Они дружат.

Громадный дуб с обломанными верхними ветками говорит Вадику:

- При-иходи-и... Помни-и...

Савчук отстает, приостанавливается.

- Ох, стреляет, тянет! - Про себя: - Как странно, мне кажется, что дубы с ним разговаривают. Не может быть. Ведь он приезжий, чужой. А они не так-то легко сходятся с людьми.

Мальчик в очках идет позади Марищн, не отрываясь от книги. Твердит вполголоса:

- ГЕТЛА, КАТ ДА, ШИВЕЛУЧ... ШИВЕЛУЧ, МАЙОН, ХИБОК... КАТЛА...

Вода такая синяя преснняя, что небо кажется блеклым, выцветшим.

4

Есть у нас в редакции завбиб. Поясняю: не заведующий библиотекой, а заведующий библиографией. Дает иногда на полосу списки вышедших книг, подбирает литературу для нашего бюро проверки, консультирует отделы.

Сидит он в дальней комнате за библиотекой и целый день колдует над книгами, журналами, подшивками газет, которые нарастают на его столе с ужасающей быстротой, громоздятся высокими шаткими стопками, но почему-то никогда не падают. Это немолодой, тихий, интеллигентного вида человек с чеховской бородкой и светлыми глазами, с умной понимающей улыбкой. У него мягкий голос, мягкие, приятные манеры. Я ему давно симпатизирую - хотя мы разговариваем не так уж часто и главным образом по делу. Начитанность его поразительна, он все на свете изучал, знает, помнит. Не заглядывая ни в какие справочники, подняв глаза к потолку, говорит юной непреклонной Ларисе из бюро проверки:

- Аркоз - это не болезнь печени, девочка моя, а, напротив того, песчаник. Вид песчаника. Зря тревожили Медицинскую энциклопедию.