Осторожно, волшебное!

- Ну, как сказать. И не задавайте, пожалуйста, вопросов. Это запрещено. Перейдем к временам гораздо более близким. Вы звонили насчет племянника, не так ли? А как же слова - пусть пройдут достойнейшие? Это из вашей статьи.

Я начинаю раздражаться. Уж очень они придирчивы, ни одной мелочи не упускают, за все цепляются.

- Такой звонок... Не вижу ничего страшного. Это, в сущности, пустяки. Не считается за грех.

- У нас все считается,- говорит судья веско, тяжело. Он разглядывает меня с какой-то странной жалостью.

- Но я же не просила за него. Я ни о чем не просила. Я только...

Судья обрывает меня:

- Не хитрите с собой. Ведь мы - это вы и есть. Вы сейчас перед самой собой.

- Значит, вы голос совести? Моей совести?

- Без вопросов! - Звонит колокольчик.- Есть время задавать вопросы, а есть время отвечать. Надо уметь держать ответ, звание человека включает в себя и эту обязанность.

На плечах у меня накинута вязаная кофта, та самая, полосатая, желтая с черным, что мне устроила приятельница^ Почему-то в голове стучат слова: цена предательства, цена предательства... Глупости! Во-первых, никакого предательства не было. Во-вторых, кофта тут совсем ни при чем, я же позвонила не из-за этого... я бы все равно...

А отчего, говоря обо мне, они помнят, перечисляют только отрицательное? Ведут счет одним моим минусам? Есть же у меня и положительные поступки. Вот в сегодняшнем номерд нашей газеты напечатан наконец мой материал о Берендееве. Сколько я времени и сил потратила на защиту дубовой рощщ на войну с Начальником и поддержку Савчука. Почему же! об этом сегодня не говорят? Большой трехколонник на третьей полосе. И кажется, литературно неплохо сделанный. Во всяком случае, в редакции многие хвалили.

Говорит молодой заседатель:

- Звонили, стало быть, насчет племянника? Так, так. Вам захотелось быть доброй, милой. Приятно, что и говорить, не отказать в просьбе, сделать человеку хорошее, особенно если это почти ничего не стоит. Один короткий звонок... Но можно ли быть доброй за чужой счет? Подсаживая вверх одного, вы тем самым сбрасывали вниз другого. Убивали кого- то другого. Его будущее, его призвание, его талант. Я считаю: тот, кто убивает творчество, совершает сверхпреступление. Сколько нравоучений. Л что, интересно, моей Ленке так. же неприятно слушать, когда у нас с мужем есть время произносить проповеди? Дети, в сущности, совершенно бес правны, беззащитны перед взрослым. Виноватому тяжелее выслушивать упреки, чем невиновному, постараюсь это не забыть,

И потом они сидят, а я стою перед ними. Должна стоять. И это неравенство позиций...

Заканчивая свою речь, молодой заседатель с логарифмической линейкой в кармане предлагает - по-моему, удивительно равнодушно, как-то между прочим,- выделить мое дело... судить по разряду убийц...

- Потом обсудим,- Судья кладет руну на клавиатуру, и я мигом переношусь обратно на свое место, в дальний угол зала,- Допрос свидетелей по делу Никиты Иванова закончен. Слово обвинению.

Прокурор поднимается е места. Он худой, с печальным интеллигентным лицом, весь в черном. Видно, что обвинять ему чертовски неприятно. Он не создан для этого дела, рожден под какой-то другой звездой. Может быть, потому-то его и назначили? Может быть, обвинять должны как раз не те, кому легко это делать, кто обвиняет охотно, с удовольствием? Этот говорит через силу, медленно и трудно роняет слова. Никита Иванов обвиняется. Не помог человечеству. Не спас человечество от беды. Уклонился. Отстранился. Прошел мимо. Не обратил внимания на девочку, которую куда-то вел мужчина -там, в переулке, в глубине двора. Обвиняемый мог отвратить от человечества нацеленную па него угрозу (неважно - какую именно). Но не использовал эту возможность. Упустил ее. Потерянные возможности - какая трагическая тема. Сколько таких потерь... на наших глазах...

За моей спиной кто-то, слушая обвинителя, говорит соседу:

- Прошел мимо чужой беды. Прошел мимо своей любви, своей мечты. Похоже, получаем величину с отрицательным знаком?

Встает защитник, хотя прокурор еще не сел, продолжает говорить. Защита может в любой момент прервать речь обвинителя, а обвинение такого права не имеет. У защитника круглый, наголо обритый череп, в котором весело отражается люстра, углы его губ от природы загибаются кверху, готовы к улыбке. Впрочем, сейчас он серьезен.

- У меня вопрос. Чем конкретно обоснована формула в обвинительном акте: «прошел мим» своей мечты»? Как известно, наш подзащитный непрерывно, беспрестанно искал ту, кого мы условно назовем «девой отражения». Не его вина, что он не мог... не нашел путей...

Обвинитель, вздыхая, отвечает вопросом на вопрос:

А сцена в кинотеатре «Россия»? Видел - и не увидел Видел - и не опознал.