Осторожно, волшебное!

- Уволили за критику?

- Так обернули, что за кражу... Мастера спехтакли подстраивать. Будто договорился листы оцинкованного железа сбыть налево, дачникам, целую партию. Брехня! Ну ничего,- сунул руку куда-то во внутренний карман куртки, задержал ее там,- имею материал. Я дойду, я докажу! На начальника. И эту... анжинершу... Я и не таких, было время... Почище их,- Поднял приспустившийся было воротник куртки, забормотал поглуше, втихую: - А в случае чего.., можно анонимку, школьничка подучить,- И почти заглох, только внутри что-то булькало, клокотало, как в заведенном моторе, уже хрипло-неразборчивое, но все равно угрожающее.

Белая рубашка на спине художника взмокла от пота, но он продолжал писать, энергично, по-птичьи ворочая голову, все как будто высматривая что-то движущееся, переменчивое, исчезающее.

- Смотрите, небо-то у него пояснело,- обрадовался старичок. - Засветлил, и правильно.

- Пустое дело.

- Серость в тебе говорит,- напирал на небритого рослый дядька,- Малокультурность. Не уважаешь предметы искусства. Небось медведей на конфете и то не разглядел как следует. Только бы водку сосать.

Женщина сказала, что у лифтерши из ихнего дома мальчишку взяли в балетное училище. Способность вроде находят.

- Сунула кому следует,- изрек небритый,- Дело.ясное, что дело темное. Ты, мать, жизни не знаешь, за мужиком небось, а Сидор Люлько все прошел, его не проведешь.- Он погрозил кому-то темным костлявым кулаком.- Спроси у меня, сколько приплачивают, чтоб в стюардессы устроиться, по заграницам летать, или проводником на южный поезд. Оттуда фрукты мешками, туда промтовары, лафа! Я челове- чишку, если хочешь знать, наскрозь знаю, до последней кишки, до подкладки кармана. Я через ноздрю нутро его вижу, а в том нутре дерьмо и рупь бумажный лежит. Больше ничего и нету.

Краеугольным камнем его веры было, по-видимому, глубокое, неискоренимое убеждение, что никто тебе «за так» ничего не сделает, что единственным двигателем человеческой натуры был и будет кровный личный интерес, корысть, прямая материальная заинтересованность. Все на свете продается и покупается, за деньги все достанешь, с деньгами нет ничего невозможного - по блату и место выгодное получишь, и сын в школе будет иметь круглые пятерки, и врач даст бюллетень, когда потребуется, и товар достанут из-под прилавка дефицитный, и на жилищный учет встанешь, и путевочка на курорт перепадет. Кто-то достиг высоты, его имя известно,- для таких людей, как этот, в кепке, совершенно ясно, что он словчил, сумел наладить отношения, сунул, дал, подмазал, подмаслил. Так и только так - все равно, видят ли они фотографию изобретателя в газете или имя скрипача на афише. Критикуют кого-то,- значит, поскупился, болван, не позвал вовремя начальство, не сумел угостить ужином, сунуть деньжат, или если подмазал, то не ту фигуру, прогадал.

- Подлое у тебя, я смотрю, измерение,- сказал рослый дядька и, сдерживая себя, завел руки за спину, переплел их там, сцепив пальцы в замок, оттянув плечи назад. (Никита подумал, что по утрам он, наверное, работает с гантелями, а зимой обтирается до пояса снегом на дворе.) - Это, выходит, пока мы шли от Волоколамского до Берлина, в нас только и было - дерьмо да рупь? Эх ты, шиш! - На его щеке виднелась синеватая черта старого шрама, со следами скобок по обеим сторонам; шрам стягивал кожу, немного вздергивал кверху угол рта.- Когда хулиганы девушку кирпичами молотили, а незнакомый шофер с опасностью для себя спас ее, увез,- думаешь, он твой бумажный рупь перед собой видел? Или хирург... Да что с тобой разговаривать? Тебя, как клопа, раздавить недолго, только противно. Руки вонять будут.- И, круто повернувшись, он зашагал прочь.

- Что ж на работу не определишься? - спросила женщина у небритого,- Я тебя здесь каждый день вижу.

- Разве устроишься на хорошую работу? Везде нерусские,- сказал он зло, отрывисто, нахохлив плечи.- Армяны, казахстаны, всяких понаехало, с портфелями ходят, а мне куда прикажете - в дворники? Так и то татарва сидит, кониной закусывает. А не понаехай вся эта кодла в Москву...

- Был бы ты тогда в министрах, милок, дело верное,- засмеялась ему в лицо женщина и ушла, помахивая хозяйственной сумкой.

Разошлись и другие. Последним ушел небритый, бормоча, что Сидор Люлько покажет... имеет материал...

Никита остался один. Он подошел ближе, ему было интересно смотреть, как из маленьких, бессмысленных, слепых мазков, ложащихся вкривь и вкось, тесно лепящихся друг к другу, рождается в конце концов осмысленное и цельное изображение дерева или зубца стены.

- Но трава ведь зеленая,- вырвалось у Никиты,- А вы рисуете...

Художник живо откликнулся, не дал ему договорить: