Осторожно, волшебное!

- Нет, отступиться я не могу, хоть режь меня, хоть ешь меня. Должно быть объяснение! Ведь видел же я... Послушай, Вад, у тебя, наверное, есть знакомый психиатр... или психолог, как их там...

Вадик пожал плечами:

- Откуда у меня? От сырости, что ли?

Никто из ребят, кажется, не халтурил в лаборатории или клинике такого профиля.

- Хотя постой,- Вадик плотно захлопнул рот, призадумался. - Есть один малый на четвертом курсе, на системах управления, ему общежития не давали, а я в свое время помог выбить койку, так его девочка... Кажется, мы через нее устраивали мать Юры Кружилина, когда у той начались припадки. Словом, я узнаю.

* * *

Занимаясь в читальне, Никита взял учебник психиатрии. Попробовал разобраться сам.

«Зрительные галлюцинации (видения) могут быть бесформенными - пламя, дым, туман (фотопсии, фосфены); форма их может быть неотчетливой, неясной или, наоборот, очерченной во всех деталях, иногда даже более отчетливой, чем реальные предметы. Величина видений бывает натуральной, уменьшенной (микрооптические галлюцинации), увеличенной, гигантской (макрооптические галлюцинации). Зрительные галлюцинации могут быть бесцветными, но иногда имеют одноцветную, крайне интенсивную окраску - ярко-красную или синюю... Могут быть неменяющегося содержания (стабильные) и постоянно меняющегося в виде разнообразных событий, разыгрывающихся как на сцене или на экране кино (сценоподобные). Возникают отдельные образы (одиночные галлюцинации) или даже части предмета, тела (один глаз, половина лица, ухо), а в других случаях - толпы людей, стаи зверей, массы насекомых, фантастических существ (множественные галлюцинации).' Содержание зрительных галлюцинаций может пугать, вызывать ужас, отвращение, брезгливость...»

Никита вспомнил девушку из метро, ее светлое спокойное лицо, никакое не интенсивно-синее и не активно-красное, с высоким, благородно очерченным лбом и бледно-розовыми губами, непохожее на пламя, дым, туман, ничего общего не имеющее с массами насекомых или толпами фантастических существ. Вспомнил - и закрыл книгу, не стал больше читать. Ему даже показалось, что в этом есть какая-то обида, какое-то оскорбление для нее,-- что он вздумал искать объяснения в учебнике со странными, причудливыми рисунками больных людей, с напряженными асимметричными лицами на фотографиях. Она, такая гармоничная, ясная, такая нормальная, не вязалась со всеми этими отклонениями от нормы.

И когда Вадик, верный своему слову, раскопал какого-то психиатра, Никита ответил, что нет, он не пойдет, не хочет, передумал.

4

Художник сидел в низинке Александровского сада, в тихом- глухом углу, и рисовал дрожащую, струящуюся под ветром листву и кусок краснокирпичной Кремлевской стены с пятнами света и тени на ней, с игрой теней, стремясь передать свежесть и сочность того, что он видел, живой трепет жизни. Художник был пожилой, полный, с одышкой и колыхающимся брюшком, с длинными волосами, заложенными за торчащие уши, работал он в берете, в белой рубашке с высоко засученными рукавами, которые позволяли видеть его сильные, неожиданно молодые, ухватистые руки мастерового.

Как водится, за спиной художника в отдаленье стояли подковою зрители. Задержался и Никита, встал с краю. Зрители вполголоса обменивались репликами:

- Небо поголубее бы надо. Красивше.

- И сколько же он за такую ерунду, интересно, получит? - это спросил небритый человек с тяжелой нижней челюстью. Кепка, засаленная, измятая, насунута на лоб, воротник куртки, несмотря на жаркий день, поднят.- Полчаса - и небось красненькая в кармане.

- Их шесть лет, говорят, этому учат,- сказала женщина с хозяйственной сумкой,- И способность требуется к этому делу. Без способности никак.

- Посиныпе надо,- тянул свое старичок, сделав кулак трубочкой и разглядывая полотно. - В небо, говорю, синьки бы подпустил. Куда лучше.

- А ты слушай байки и верь побольше,- просипел небритый человек в засаленной кепке, адресуясь к женщине,- Конечно, занятие непыльное - малевать картинки, вроде как газировкой торговать или гардеробщиком в Большом театре, вот свой своего и тянет. С улицы не пристроишься, дело ясное. Все блат!

Рослый дядька с седоватым ежиком волос и румяным лицом пожал литыми плечами, посмотрел на небритого сверху вниз - не то с жалостью, не то с презрением.

- Это же такой труд... Ты разве можешь понимать, какой это труд? Да ты знаешь, сколько художник Репин нарисовал этюдов к «Бурлакам»... Сколько на Волгу ездил, переживал. Он описывает в своей книге «Далекое близкое»...

Небритый насунул поглубже кепку, когда-то, видно, клетчатую, рыже-коричневую, а теперь замусоленную почти до полной потери цвета, и недоверчиво выпятил массивную челюсть.

- Хм. Это только мы, адиоты, вкалываем день и ночь, а кто поумнее, те раз - и в дамки. Академики, прохфессоры разные, актриски.

- И где же ты, такой хороший, вкалываешь день и ночь? - спросила женщина.

Человек в грязно-клетчатой кепке буркнул:

- Временно не работаю. Не знаете вы, гражданочка, как расправляются с борцами за правду. Жмут расценками, а потом просто под зад коленкой: пошел вон со стройки!