Осторожно, волшебное!

Никита, не раздумывая и даже особенно не горячась, неожиданно для себя ударил его кулаком в лицо. Прямо в лицо, в тяжелую, выставленную вперед челюсть. У него было такое чувство, что он делает нужное, полезное и даже красивое дело. Пьяный что-то выкрикивал - бранное, матерное, бестолково-грубое, лез в драку, качаясь, сползая по стенке. Не то плевался, не то блевал, утирался кепкой. Омерзительно. Животное, из всего человеческого запаса овладевшее матерщиной и умением держать бутылку в передних лапах. Такой все равно ничего не поймет. Такой не стоит... даже удара всерьез он не стоит! В последний момент, когда Никита, охваченный внезапным отвращением, приступом острой брезгливости, почти физической тошноты, уже повернулся спиной к пьяному, хотел сбежать по ступеням, тот, хитро- вато-бессмысленно ухмыляясь, с неожиданной ловкостью, коварством зверя стремительно выставил вперед ногу, поставил подножку. Никита, который не ожидал этого, рухнул плашмя во весь рост прямо на лестницу, лицом в ступени, проехался щекой, надбровьем по жесткой каменной гармошке. Уже совсем внизу, у самого асфальта, скрутился калачиком (все-таки есть волейбольная выучка), мягко перевалился на бок, встал рывком, без помощи рук. И зашагал, не оборачиваясь, стиснув зубы, вдоль высоких негостеприимных домов залитой мертвящим светом улицы. Под глазом саднило, щека горела...

А в это время к Мусиному подъезду подходила девушка с чемоданом. Она шла ровным, сильным шагом, узкобедрая и длинноногая, как юноша. У нее было запоминающееся лицо со смелым разлетом бровей над припухлыми глазами, с широким бледным ртом, не тронутым помадой, твердо очерченным. Платье и туфли на ней не бросались в глаза, были незаметны, да и все на ней было неброско, спокойно, естественно. Темные волосы почти до плеч трепал ветер, пряди лежали свободно, как придется.

Это была гостья Муси. Она приехала на вокзал и узнала, что в связи с ремонтом путей сегодня поезда в ее родной город ходить не будут. Оставалось одно - вернуться и переночевать эту последнюю ночь в Мусиной гостеприимно-кисейной комнатке.

Она поглядела в ту сторону, куда стремительным шагом, сунув руки в карманы, уходил человек - как будто рассерженный, Молодой или старый - этого нельзя было определить в марсианском, призрачном свете редко поставленных фонарей. Лишь вдалеке трезво светила белая точка прожектора, его ясный сильный луч лепил скелет недостроенного дома с вышкой крана над ним.

С крыльца не то сходил, не то сползал пьяный, безобразно ругаясь, утирая кепкой лицо.

- Я его, с-сукиного... До начальника милиции дойду! Я и не в такие кабинеты... Кто позволил хулиганничать, безобразничать? Догнать! Задержать... Тут за углом дежурит...

Девушка не могла из-за него подняться на крыльцо, она неторопливо, несуетливо отступила на несколько шагов, не то чтобы боясь пьяного, но скорее брезгуя прикоснуться к этой рвани, грязи, давая ему дорогу. Поставила чемодан на тротуар, поджидая.

Пьяный скатился по ступеням, как куль, но тут же оказался на ногах. Гаркнул сипло: «Ух ты, краля!» И, сделав какой-то грубоватый жест в ее сторону, заторопился по переулку, догоняя ушедшего.

Должно быть, поссорились два дружка, не поделили по пьяной лавочке поллитровку, которую вместе распивали где- нибудь около помойки. Неприятна эта накипь большого города.

По тихой, малолюдной улице шел патруль. Шли двое с красными повязками. Немолодые, в летах, солидные.

Только что отошел от подъезда пьяный, двигаясь зигзагами, маячила - еще совсем близко - его измазанная чем-то белым спина. Девушка стояла на прежнем месте, не успела даже взяться за ручку чемодана, который она поставила на асфальт.

Тот из патрульных, что постарше,- рослый седоватый дядька, у него литые плечи, румянец на щеках, синяя полоса шрама спускается до верхней губы - остановился, заботливо обратился к девушке:

- Он вас не обидел, часом? Что тут вышло? - Поглядел вслед пьяному, оценил его вихляющую походку, выпачканную понурую спину,-Хорош фрукт.

Шрам, хотя и глубоко пропахавший щеку, не безобразил приятное свежее лицо патрульного.

Постойте, а ведь с ним мы тоже познакомились в тот самый день в Александровском саду. Ну как же, конечно. Помните? Они еще стояли рядом, поспорили друг с другом... Да, да. Плохой. Это его мы видим сейчас со спины. И хороший. Просто обыкновенный хороший человек. Обыкновенный москвич. Снова их сталкивает сутолока большого города. Снова они в нашей сказке. Я их не приглашала, не выбирала - вошли в ворота сказки без спросу, без стука. И сдается мне, что с этими двумя мы повстречаемся еще не один раз.

...Патрульный продолжал допытываться:

- Напугал он вас, девушка? Скажите нам. Мы для того и ходим.

Девушка улыбнулась (по-видимому, ей показалась смешной мысль, что ее кто-то может напугать), поблагодарила за заботу. И, легко неся объемистый чемодан, поднялась по ступеням крыльца. Дверь за ней гулко захлопнулась.

9

Она не любит, чтобы ее называли: Баба Яга. Считает, что это звучит плебейски.