Осторожно, волшебное!

Крепкая баба стала часто ездить в Москву, намекая, что у нее там «сердечный интерес». Попутно охотно брала заказы - купить в московских магазинах что кому нужно. «Ох, я как раз себе ищу то же самое. Отчего не удружить? Ну, накинете мне немного за хлопоты, беготню». То это был тюль с мушкой. То копченая колбаса. То чешские теплые суконные ботинки, прозванные «прощай, молодость», только-только появившиеся в продаже... Прихватывала с собой для выстаивания в очередях и ношения тяжестей крестного, либо крестную (при домах завелась старушка под таким наименованием), либо рослую тринадцатилетнюю Любку, девчонку на все руки.

Операции ширились, наценки понемногу росли, масштабы привоза тоже. Едва появлялась маленькая, пусть самая маленькая трещинка в нашем хозяйстве, как крепкая баба тут же чуяла ее, запускала туда короткопалые руки, вцеплялась малиновыми лаковыми ногтями. Любая недостача, любой дефицит, случайная заминка с подвозом, нерасторопность торговых организаций - все это шло ей на пользу, питало ее, помогало отращивать толстые щеки и широкий кучерской зад. Выпустили новинку: штапель, его не хватало - она состояла при штапеле, она была со штапелем в дружбе, лепилась к нему - не оторвешь. Вволю штапеля - он ее больше не инте ресовал, она и не глядела на заваленные прилавки. Уже охотилась на другую дичь, выискивала другое. Сыпала в мешок навалом, как семечки, химическую рижскую помаду, тогда новинку. Или договаривалась с шоферами-леваками, как лучше подбросить до Берендеева партию первых холодильников «Газоаппарат». Или скручивала в тугой рулон коврики «под гобелен» с рыцарскими замками и венецианскими гондолами.

Из Москвы к ней стал наезжать и подолгу гостить друг- приятель, очень высокий и очень худой, с остро торчащими локтями, плечами, коленями, немного уже плешивый, с зачесанной через лысину прозрачной, точно приклеенной прядью редких волос. Он надевал спортивный костюм, синий с белой полосой у горла, или ярко-красный, и, длинный, тонкий, весь остроугольный, как будто спичечный, бегал по полям, мелькая коленями и локтями. Крепкая баба объясни ла, что он, с одной стороны, спортсмен, тренер по спорту, заработки имеет весьма приличные (оплата почасовая), а с другой стороны, еще и фотограф (оплата сдельная). В Берендееве она спичечного быстро приспособила к делу - он бродил с фотоаппаратом (а потом ездил, когда обзавелся своей машиной) по ближним и дальним селам, снимал колхозников и возвращался в голубой дом с карманами, набитыми скомканными бумажками. Было замечено странное обстоятельство - он любил нагибаться и нюхать цветы; где нагнется, там трава мигом чернеет и скручивается, как от огня, и долго потом ничего на этом месте не растет.

Друга своего крепкая баба держала в большой строгости и не любила оставлять наедине с Любкой, которая, несмотря на тяжелый труд и легкий харч, все хорошела, обещала стать красоткой.

Время шло. И, наконец, случилось важное событие в жизни крепкой бабы - ей удалось породниться с товарищем Гусаковым.

Товарищ Гусаков прочел в какой-то московской газете заметку о восьмидесятилетней героической старухе из Берендеева. Так как Илларионовна носила фамилию Гусаковой, а давно умершие родители товарища Гусакова были родом как раз из этих мест, то он заинтересовался, нет ли кровного родства между ним и покойной. И, вызвав секретаршу, продиктовал письмо-запрос в Берендеевский горсовет.

Из горсовета письмо переслали в голубой дом. И тут крепкая баба возликовала, почуяв расширение связей, предвидя новые горизонты и новые возможности. Пора было уже выводить свой корабль из тихих периферийных заводей. Большому кораблю - большое плавание.

Она отправилась в Москву, замотавшись серым платком и стерев с губ краску, одолжив у соседей мальчонку - для трогательности. Люба не годилась- слишком пышно расцвела и к тому же стала очень уж дерзкой на язык, непокорной. Подробности столичных событий туго доходили до Берендеева, но вернулась крепкая баба признанной родственницей «самого» Гусакова, привезла погостить долговязого старшеклассника, племянника Гусакова, а также раздобыла всеми правдами и неправдами много различных бумаг, подписанных и даже припечатанных печатью, где влиятельные лица убедительно просили «оказать содействие», «не оставить без помощи», «проявить чуткое внимание к семье погибшей героини Евдокии Илларионовны Гусаковой», «принять посильные меры».