Осторожно, волшебное!

Но кроме официальных данных была еще следовавшая за Вадиком легенда, неизвестно откуда взявшаяся, неизвестно насколько достоверная, однако очень устойчивая, которую нашептывали друг другу пожилые сердобольные нянечки, кивая в его сторону, жалостливо вздыхая. Легенда знала такие подробности, которые были неведомы составителям официальных документов. Отец Вадика, начальник геройской погранзаставы, геройски погиб в первое же утро войны. Женщин и детей они все-таки каким-то образом сумели отправить в тыл, пограничники. Мать Вадика случайно оказалась в Бе- рендееве, потому что маленький Вадик в дороге заболел и их ссадили с поезда. Здесь ее застигла оккупация, она слушала Москву по старенькому радиоприемнику, немцы дознались и выпороли ее, она тяжело болела, вскоре умерла. Мать была красавица, умница, характер тоже геройский, под стать мужу; вместе со старухой, которая ей сдавала угол, она прятала раненых бойцов,да и Москву тоже слушала не зря, сами понимаете...

Директор детского дома дважды писал в Берендеев, просил разыскать одинокую старуху по фамилии Ларионова и получить у нее какие-нибудь сведения о семье мальчика. Но Берендеев отвечал, что такой старухи у них нет и никогда не было. Мог ли кто догадаться, что речь шла о старухе Гусаковой и молва слегка напутала, поднаврала, превратив отчество «Илларионовна», прозвище «Иллариониха» в фамилию «Ларионова»? Переписка ничего не дала, нить, ведущая в этот город, оборвалась. Легенда осталась без подтверждения. Тем не менее ей верили все - ребята, уборщицы, воспитатели, верил и сам Вадик.

Он рос молчуном, скрытным, вроде бы туповатым. Но внутри в нем медленно, т удно шла своя сложная работа, роились какие-то планы, проекты. Годам к пятнадцати он твердо решил, что, как только станет самостоятельным, займется розысками и непременно найдет кого-нибудь из родни. Во всех статьях и рассказах, которые он читал, герои всегда находили своих родственников или родственники находили их. Конец был неизменно благополучный. И часто при этом оказывалось, что живы отец и мать, которые числились погибшими. Тем более что у Вадика была и конкретная зацепка - неизвестно, откуда он это взял, как и от кого узнал, но в нем сидело твердое убеждение, что отец родился в Шадрин- ске или, во всяком случае, жил там долгое время.

Окончив (не без труда) семилетку, Вадик специально напросился ехать в Сибирь на уборку, хорошо поработал, прикопил деньжат, и на обратном пути ворчливый сивоусый начальник эшелона разрешил ему сойти в Шадринске навестить родню.

Начальнику эшелона Вадик соврал, что знает настоящую фамилию отца и даже адрес, чуть ли не письма получал от своих родичей и скорее всего останется у них на жительство.

- Попытай счастья,- сказал на прощанье начальник эшелона своим обычным ворчливым тоном,- Может, хорошие люди специальность подскажут, порядку научат. И оторвешься от теплой компании, а то, я смотрю, ты последнее время с самыми отпетыми в обнимку ходишь... Вон как оздоровел за лето, поширел, в тебе недобрая сила бродит. Смотри, сорвешься, парень!

И дал ему от себя красненькую - на обзаведение.

Шадринск был велик, никакой фамилии Вадик не знал, никуда не пошел разговаривать - смелости не хватило, просто устроился чернорабочим на стройку. Дома строили хозяйственным способом, Вадик не мог толком разобраться, что это значит, но быстро разобрался в другом - зарплату рабочим в срок не платили, подкидывали время от времени какие-то небольшие суммы в виде аванса, жить на это практически нельзя было. В бараке, где он поселился, его тут же обокрали дотла. Когда он пожаловался коменданту, тот только застонал. «Сами разбирайтесь, мне моя голова дорога».

Родни в Шадринске не нашлось, но отпетых парней и здесь хватало. Денег у них было невпроворот, они охотно выручали Вадика, изредка кормили его обедами, а чаще поили. Именно в те годы у Вадика сложилась привычка быть всегда полуголодным и полупьяным, именно тогда он и нажил язву желудка, которая окрасила его щеки серовато-землистым тоном.