Он хватает один из своих фотоаппаратов, оттопыривает острые локти, напряженно вздергивает острые плечи. Нацеливает мне в грудь объектив и несколько раз подряд щелкает затвором. Ощущение неприятное, почему-то кажется, что нацелен автомат.
- Уникально! Первоклассно! Колоссально! И на шее, о боже, тьма невежества. Это же автомобильный брелок. Да, да, для ключей от автомобиля. Учтите, Алмазов один из крупнейших в Европе собирателей по этой части. В моем кабинете, под стеклом, на черном бархате... восемь огромных щитов...
И вот в этой роскошной коллекции нет, оказывается, такого брелка, как мой. Что он, индейский? Индийский? Индусский? Индонезийский? Индостанский?
Фотограф осторожно вытягивает руку (она странно удлиняется), тонкий палец опасливо едва-едва касается брелока. И тут же фотограф вскрикивает, дергается, его резко отбрасывает от меня к стене. Что ж, это иногда бывает, брелок как будто током ударяет. Правда, обычно не так сильно. Дает электрические разряды? Я-то сама не разбираюсь, но муж и его товарищи... они говорили - силовое поле, или нет, магнитное,- словом, огромный запас энергии, чуть ли не перевернуть весь земной шар можно, если знать, как с этой штучкой управляться. Только никто не знает.
Ленка склоняется к мысли, что брелок подкинули с чужой галактики. Нечто вроде перископа... или такого киноглаза...
- Да я голову за него отдам.- Алмазов подпрыгивает от нетерпения, фотоаппараты его тоже подпрыгивают, путаются ремнями, футляры сталкиваются в беспорядке, ремни змеятся, как одушевленные,- Учтите, я пламенный коллекционер. Готов на все. Хотите стать немедленно ответственным секретарем этой газеты? Членом редколлегии? Главным редактором не обещаю - это вне моих возможностей. Или слава, власть вас не интересуют? Женская душа загадочна. Хотите однокомнатную квартиру? Двойную зарплату и ненормированный рабочий день? Заграничную поездку со скидкой? Или тряпки, тряпки... Вот что для женщины всегда было роковым, не так ли?
Он извлекает из футляра, висящего у него на бедре, вязаный рукав и за этот рукав вытягивает ослепительную кофту - мохнатую, мохеровую, в широкую черно-желтую полосу. Помахивает ею в воздухе, как флагом. Потом появляются еще и еще свитера, джемпера, юбки, платья, туфли, сумки - все это заваливает мой стол... бумаги, гранки исчезают, их уже не видно, стен тоже не видно... А Алмазов откуда-то издалека пронзительно выкрикивает голосом ярмарочного зазывалы:
- Любые дефицитные издания. Однотомник Цветаевой! - Книги, книги россыпью громоздятся передо мной, куча становится все выше и выше,- Памятники древнерусского зодчества... Хотите зодчество? - Муж очень хотел достать это великолепное издание и не сумел. А скоро день его рождения,- Путевки на курорт - когда нужно - только скажите! - Мы с мужем еще не отдыхали и не очень ясно себе представляем, куда нам деваться,- Пропуска в Дом кино. Вы любите музыку? Билеты на Рихтера... на...
Я в каком-то полусне. Он меня закружил, заговорил, заворожил, в голове туман, мысли вялые, ватные. Черно-желтые полосы... похоже на осу... или на пчелу?
Тр-р-рах! Ожесточенно жестикулируя, Алмазов задевает колючим локтем поднос с графином (я неизменно ставлю его на шкаф, а невидимая уборщица так же упорно возвращает его вниз, на мой стол или на подоконник); графин качается, вот-вот упадет, но все-таки не падает, устоял; зато падает и с треском разбивается стакан, плеснув водой на стену, на пол.
И тут я как будто просыпаюсь от тяжкого сна. Снова обретаю себя. Могу говорить, двигаться, действовать.
- Брелока не получите! Нет и нет! - Я почти кричу,- Работы тоже. Ничего мне от вас не надо. Убирайтесь. Проваливайте!
Вскакиваю, сжав кулаки. Гора книг на глазах оседает, книги съеживаются, чернеют, как будто горят на огне; летят во все стороны черные хлопья, клочки обгорелой бумаги... Их больше нет, книг, они исчезли. Да и все, что он успел нагромоздить, пропало. Теперь мой узкий кабинет, похожий на пенал школьника, снова приобрел свой прежний вид. Только на одной стене остались мокрые подтеки.
- Как угодно,- он разводит руками, бренчит фотоамуницией.- Работенку в газете и без вас получу, тот же Боб обещал, у них есть задания по Москве, заводские. А я ему подкину сюрпризом билетики на сверхдефицитный футбол. Ни о чем таком не договаривались, конечно... но хорошее отношение умею ценить, нужного человека не обижу. Живи сам - и давай жить другим! Если надумаете все-таки с брелоком... знаете сами, улица Горького, Центральный телеграф, можно посвистеть снизу, я выгляну. Лучше бы вам самой, добровольно...- Его тонкие губы кривит весьма неприятная улыбочка,- Как вы сказали- «Проваливайте»? Или - «проваливайтесь»? А?
Он закрывает глаза, растопыривает свой прозрачный переливчатый плащ, берет концы в рукн, точно собирается в полет. Я инстинктивно хватаю его за край плаща, он оборачивается через плечо, нагло скалит зубы.
- У вас, кажется, дочка есть? А как ее... х-ха!.. здоровьице? Ничем, так-таки ничем не болеет?