Осторожно, волшебное!

В это утро рослый старик с окладистой белой бородой, держа под мышкой кожаную папку, прошел мимо замазанных доверху витрин и, твердой рукой открыв дверь (тоже с побеленными стеклами), уверенно проник внутрь.

Те две-три хозяйки, что стояли напротив в очереди у ларька с целью закупки крупы гречневой, а также спичек и постного масла, не слишком удивились - в помещение часто наведывались какие-то сметчики и учетчики, то ли посланные Б, чтобы обосновать и рассчитать бесхозяйственность А, то ли командированные А, чтобы с фактами в руках опровергнуть обвинения Б. И у каждого из них была при себе неизменная папка. Было странно другое - сколько раз ребятишки дергали за ручку двери, желая проникнуть в зачарованное царство ремонта, и она никогда не поддавалась, а тут открылась легко и просто, как самая обыкновенная, ничуть не заколдованная, вовсе не волшебная дверь. Без ключа? Так вот прямо без ничего?Только Тайка слышала, как рослый старик с веселыми, озорными глазами произнес внятно, отчетливо странное слово «Фермомпикс», после чего дверь сама собой отворилась. Но Тайка не могла сказать об этом другим, потому что она еще не умела говорить - ей было всего-навсего девять месяцев. А когда Тайкина бабушка вернулась с постным маслом и толокном к Тайкиной коляске и Тайка все-таки попробовала прощебетать трудное, но такое прекрасное слово «Фермомпикс», то бестолковая бабушка, как обычно, ничего не поняла и сказала, низводя высокую Тайкину поэзию до уровня своей обыденной житейской прозы: «Ничего, ласточка, потерпи, в двенадцать получишь кашку».

Иванов вошел... Но вы бы, наверное, очень удивились, если бы увидели, что скрывается за большими зеркальными стеклами, наглухо замазанными белым. Грубо сколоченные козлы, ящик с раствором, ведра с засохшей краской? Как бы не так.

Просторный холл был только что отделан и обставлен наново, грубовато выставлял напоказ свежую покраску и побелку, хвалился обилием пластика, разноцветной плитки. Все было как положено: низкие журнальные столики, кресла-раковины, выложенные поролоном, свисающие с потолка в самых неожиданных местах колпачки-колокольчики разных тонов и на шнурах разной длины. В дальнем конце холла за прозрачной перегородкой виднелись склоненные головы девушек, которые что-то выписывали и подсчитывали. Вы думаете, в холле было пусто? Как бы не так. К каждой девушке тянулась длинная очередь, можно было подумать, что все волшебники Москвы и окрестностей собрались здесь, все духи большого города слетелись сегодня по своим делам в эту контору, которую люди считали заброшенной, пустующей. Одни сидели в креслах и просматривали бумаги или что-то писали; другие честно выстаивали в очередях; третьи качались на лампах-колокольчиках, змеями обвивались вокруг торшеров или лениво ползали по потолку в виде больших, ярко окрашенных бабочек и пауков, время от времени меняя свой облик (должно быть, для развлечения или в порядке тренировки). Все, вместе взятое, было пестро, причудливо. Но на лицах многих известных, заслуженных волшебников можно было подметить утомленно и даже раздражение, в очередях вспыхивали ссоры, слышались громкие, возбужденные голоса.

- Ты хоть умно сделал, старый, опоздал к открытию,- сказал Иванову Звездочет, известный маг-астроном и астробиолог (таких, как он, следовало бы звать теперь Звездолетами, по никто об- этом не задумывался, сохранялись наименования, еще оставшиеся от того времени, когда духи планеты Земля не смели и не умели вылетать за пределы земной атмосферы, когда они только считали звезды, мечталио звездах, но не посещали их).- А я, дурак, дисцинлинированный, здесь с девяти часов утра обретаюсь. И все из-за одного какого-то короткого научно-популярного сна... Пошел объясняться, говорят: что поделаешь, учет, оформление - важнейшие вещи, терпите. Вот терплю.

- Худо, коли учет становится важнее самого дела,- пробасил Иванов, освобождая кончик бороды, которую заклинило между чужими боками и спинами,- Будто дело ради учета, а не наоборот.

Их притиснули к стене, затерли. Мимо них туда и сюда сновали потоки духов, изредка кто-то особенно нетерпеливый выбивался и подлетал к потолку. На стенах висели картины с подходящими к случаю сюжетами, дальнозоркий Иванов со своего места мог прочитать подписи: «И снится чудный сон Татьяне (Пушкин)», «Призрак убитого Банко показывается Макбету (Шекспир)», «Сон Обломова (Гончаров)». В холл выходили многочисленные двери, на них было написано «Подотдел привидений», «Сектор вещих снов»; оттуда доносилась приглушенная дробь машинок, звонки телефонов.

Двигаясь вместе со всеми, Звездочет и Иванов оказались совсем близко от двери «Подсекция миражей». Аккуратный картонный квадратик гласил: «Консультант - старший эксперт по обманным ложным видениям Фата-Моргана Б. Я. Просьба не шуметь, идет научная работа». Присосалась, стало быть, к днищу нового корабля, устроилась на твердый оклад, можно за нее не беспокоиться.

Лицо Звездочета, поблескивающее очками, с орлиным носом и высоким голым лбом, было печальным.