Остракизм в Афинах

Изучение некоторых тем просто-таки подразумевает обращение к истории остракизма, не позволяет без него обойтись. Так, например, в тех работах, где исследуются процедуры голосования в Древней Греции, (А. Беджхолд, Э. Стейвли) рассмотрение голосования на остракофориях неизбежно занимает достаточно значительное место[284]. В работах об афинской Агоре, особенно в тех, в которых затрагиваются общие проблемы развития и функционирования этой центральной городской площади (X. Томпсон и Р. Уичерли, Дж. Кэмп), речь об остракизме тоже заходит, поскольку он проводился именно на Агоре[285]. Отметим еще одно небезынтересное обстоятельство: материалы, относящиеся к остракизму, активно привлекаются авторами исследований о грамотности в классических Афинах (Ф. Харви, Э. Бернс, У. Харрис)[286]. И действительно, само наличие процедуры остракизма должно было предполагать поголовную грамотность среди гражданского коллектива. А с другой стороны, надписи на остраконах, зачастую изобилующие грубыми ошибками, демонстрируют средний уровень этой афинской грамотности, который по нашим нынешним стандартам в общем-то не может быть назван особенно высоким. Далее, касаются сообщений нарративной традиции об остракизме специалисты-источниковеды (Ф. Якоби, П. Родс)[287]. Наконец, затрагиваются проблемы острака и остракизма в общих трудах по греческой эпиграфике (Л. Джеффери, М. Гвардуччи, Р. Мейггс и Д. Льюис)[288].

А теперь настало время дать общую характеристику современного состояния западной историографии остракизма. В целом, что и говорить, картина получается — да будет нам позволено употребить неакадемический эпитет — несколько «клочковатая» (как, собственно, обычно и бывает, когда по какой-нибудь теме давно не появлялось фундаментального монографического исследования). Какие-то стороны истории остракизма изучены очень хорошо, можно сказать, исчерпывающе, так что и прибавить практически нечего. Так обстоит дело, например, с вопросом о времени введения этого института (следует подчеркнуть, что мы имеем в виду классическую афинскую форму остракизма, практиковавшуюся в V в. до н. э., и отделяем вопрос о ее возникновении от более общего вопроса о корнях института остракизма как такового), с хронологией многих остракофорий и т. д. В то же время есть и такие аспекты остракизма, которые и по сей день остаются дискуссионными. Немало проблем порождают, в частности, особенности его процедуры (6000 как кворум или минимум для одного лица, сущность поправки 480 г. до н. э., налагавшей ограничения на местопребывание изгнанников), датировка некоторых комплексов остраконов (прежде всего острака с Керамика). Имеются и нюансы (среди них весьма важные), которые представляются нам просто недостаточно изученными. Именно это можно сказать о месте остракизма в афинской внутриполитической борьбе раннеклассической эпохи в связи с общими особенностями этой борьбы, об основных этапах истории остракизма, о причинах выхода института из употребления. Работу над этими темами следует отнести к перспективам дальнейшего исследования остракизма.

Изучение института в современной науке идет по ряду важных направлений, и практически на каждом из этих направлений достигнуты значительные успехи. Последнее обстоятельство еще более оттеняет тот факт, что насущно необходимым становится некий синтез, некое обобщение полученных результатов, пока еще в известной мере разрозненных.

* * *

Не стала таким обобщающим синтезом и новейшая монография немецкого исследователя Штефана Бренне (2001 г.)[289]. Эта книга оказалась нам доступной в тот момент, когда значительная часть данной работы была уже написана, и, откровенно говоря, мы открывали изданный Бренне увесистый том[290] не без внутреннего трепета: а вдруг в нем будут приведены принципиально новые данные, которые сделают необходимым внесение существенных корректив в наши — уже устоявшиеся к тому времени — взгляды на институт остракизма? Однако наши ожидания не оправдались; напротив того, ознакомление с трудом Бренне принесло определенное разочарование. Тем не менее на книге, о которой идет речь, следует остановиться достаточно подробно: ведь в любом случае это — первое после длительного, примерно тридцатилетнего перерыва (после книг Ю. Вандерпула, Р. Томсена) монографическое исследование, в заглавии которого фигурирует слово «остракизм». Тем более, что Бренне уже и ранее был известен как квалифицированный специалист в области остракизма и острака, автор нескольких интересных работ о них, упоминавшихся выше, и один из составителей (вместе с Ф. Виллемсеном) перечня имен, фигурирующих на остраконах с Керамика.