В предисловии к книге[291]
автор говорит об истории ее создания. Интерес к глиняным черепкам, игравшим роль бюллетеней в ходе проведения остракизма, зародился у него уже в студенческие годы, когда, побывав на раскопках в Греции, он смог воочию увидеть в фондах афинского отделения Германского археологического института тысячи острака, найденных в 1960-х годах на Керамике и еще не опубликованных. Дальнейшим занятиям молодого ученого данной проблематикой способствовало его участие в семинаре под руководством одного из крупнейших в XX в. специалистов в области изучения остракизма и острака — А. Э. Раубичека. В 1994 г. Ш. Бренне защитил в Тюбингене диссертацию, представлявшую собой просопографическое исследование имен на острака. Именно эта диссертация и была семь лет спустя издана им в виде книги, которую мы здесь разбираем. Тем временем автору было поручено подготовить полную публикацию острака с Керамика. Такая публикация, естественно, является весьма сложным и трудоемким мероприятием; на момент выхода монографии в свет она еще не была осуществлена.Таким образом, Ш. Бренне, работая над интересовавшими его проблемами, заведомо находился в значительно лучшем положении, нежели большинство других специалистов, занимающихся сходной проблематикой, поскольку в его распоряжении находился грандиозный (около 9 тысяч экземпляров) комплекс неизданных памятников. Здесь следует сказать без обиняков, что именно чрезмерная, на наш взгляд, задержка публикации острака с Керамика стала одной из главных причин замедления темпов исследования истории остракизма, наблюдающегося с 1970-х годов и по сей день. Как уже говорилось, статей об этом институте появляется немало, а вот написать о нем монографию, которая охватывала бы все основные аспекты изучаемого феномена, не берется никто. И это вполне понятно: без детального знакомства с самым крупным комплексом острака говорить об остракизме теперь чрезвычайно трудно.
Впрочем, и сам Бренне отнюдь не ставил перед собой задачу написать целостную историю остракизма. Название его книги можно было бы перевести на русский язык как «Остракизм и политическая элита[292]
в Афинах: аттические граждане V в. до н. э. на острака». Таким образом, внимание автора сосредоточено в первую очередь на проблемах просопографии. Собственно, именно так он и обозначает в первой, вводной главе[293] цели и задачи своего исследования: попытка изучить социальное и политическое положение отдельных лиц, упоминаемых на острака, а затем путем сведения полученных результатов воедино прийти к выводам, относящимся ко всей группе, к которой принадлежали эти лица. Что же касается определения этой группы, то у Бренне не возникает сомнения: в своем подавляющем большинстве те граждане, чьи имена фигурируют на черепках-«бюллетенях», должны были принадлежать к афинской социальной и политической элите. И действительно, институт остракизма по самой своей сущности был направлен именно против представителей самого высшего слоя гражданского коллектива, против тех афинян, которые казались «чрезмерно» влиятельными и поэтому заслуживающими десятилетнего изгнания из полиса. Разумеется, из каждого правила бывают свои исключения; вполне возможно, что на острака появляются (скажем, по причинам личного характера) и имена безвестных, не пользовавшихся влиянием граждан. Но, во-первых, можно смело утверждать, что имена такого рода будут в значительном меньшинстве. Во-вторых же, тому и служит научный арсенал просопографии как вспомогательной исторической дисциплины (а этот арсенал применительно к истории классических Афин в последние десятилетия был существенно усовершенствован благодаря работам целого ряда исследователей[294]), чтобы путем комплексного анализа разных категорий источникового материала делать более или менее ответственные выводы об идентификации и статусе ранее неизвестных из нарративной традиции персоналий.Таким образом, остракизм как институт афинской демократии сам по себе мало интересует Бренне. Этот исследователь, как сразу становится ясным для читателя, принадлежит к тому направлению в антиковедении, которое выдвигает во главу угла изучение не институтов, а факторов неинституционального характера — политических групп, элит и т. п. (подробнее см. выше, во введении к нашей работе). Соответственно, он лишь мимоходом касается во вводной главе основных аспектов истории остракизма, сообщая необходимый минимум сведений об этой процедуре (время учреждения, способ проведения и т. п.) и не более того.