Остракизм в Афинах

В шестой главе монографии[307] полученный эмпирический материал по конкретным персоналиям подвергается обобщению и систематическому изучению. Проводится сопоставление перечня имен, прочитанных на острака, с другими перечнями имен, которые мы имеем для Афин того же времени (списками магистратов, атлетов — победителей на важнейших играх, богатых граждан, принадлежавших к литургическому классу, афинян, оставивших посвятительные надписи, и др.). Глава изобилует разного рода таблицами. К сожалению, у всех этих таблиц (равно как у таблиц в других частях книги, а также у каталога имен в пятой главе) есть один немаловажный недостаток. Все лица, фигурирующие на острака, даются в них недифференцированно, единым общим списком. С таблицами гораздо легче и продуктивнее можно было бы работать, если бы в них отдельно были сгруппированы сами «кандидаты» на изгнание, отдельно — их отцы, отдельно — иные имена, появляющиеся на «бюллетенях».

Резюмируя данные таблиц, Бренне получает итоги, которые, как нам кажется, были ясны и без трудоемкой работы по их составлению. Значительные совпадения имен на острака с именами архонтов наблюдаются для начала V в. до н. э., до реформы 487 г., когда архонтов начали избирать не голосованием, а жеребьевкой и на эту должность стали попадать случайные люди. Пересечения же с именами стратегов исключительно обильны на всем протяжении функционирования остракизма — именно этого и следовало ожидать. В то же время пересечений со списками различных казначеев практически нет: казначейские должности не имели непосредственного отношения к политической жизни. Что касается имен атлетов, то вначале совпадений с именами на острака довольно много (особенно среди победителей в колесничных состязаниях), но к концу V в. пересечения становятся все реже и, наконец, сходят на нет, что, несомненно, связано с изменением социальной функции атлетики[308]. Наибольшее количество пересечений обнаруживается между именами на острака и именами в любовных надписях на вазах (по формуле о δείνα καλός). Эти последние относились к кругу симпосия и прилагались к юношам безупречно знатного происхождения[309].

В заключении к книге (седьмая глава[310]) автор перечисляет результаты, достигнутые по ходу исследования, и формулирует итоговый вывод: почти все (за редкими исключениями) афиняне, упоминаемые на острака и, таким образом, подвергавшиеся опасности остракизма, принадлежали к слою политической элиты. Более того, речь следует вести даже не обо всем этом слое, а об еще более узком круге лиц внутри него, а именно — о прослойке родовой знати (Geburtsadel). Ее представители вызывали особенное недоверие у демоса и, соответственно, чаще всего рассматривались как потенциальные жертвы остракофорий. Восьмая глава[311] представляет собой совокупность приложений к тексту, в числе которых — распределение афинян, упомянутых на острака, по филам и демам, индекс составных частей имен этих лиц и др.

Какая общая оценка может быть дана монографии Бренне? При ее чтении ощутимо, что книга представляет собой изданную диссертацию. Автор, похоже, стремился не столько прийти к действительно оригинальным выводам, сколько продемонстрировать свою ученость и эрудицию. Нет слов, ему это удалось: научный аппарат работы огромен. Примечаний — колоссальное количество, часто они занимают больше половины текста страницы. При этой скрупулезности, как ни парадоксально, исследователь не избежал некоторых странных небрежностей. Так, остракизм Гипербола он датирует то 416[312], то 415[313] г. до н. э. Обе даты приемлемы (см. об этом вопросе подробнее ниже, в гл. I), но не в рамках же одной книги! Другой пример — отнесение смерти Мильтиада к 479 г. до н. э. (sic!)[314]. Не унифицирована система сносок на исследовательскую литературу: заглавия работ то даются в примечаниях полностью, то идет отсылка по «кембриджской системе» к списку литературы. Кстати, сам этот список литературы мог бы быть значительно полнее.

Подведем итог. Монография Штефана Бренне, безусловно, окажется небесполезным подспорьем для специалистов, занимающихся аттической просопографией. В то же время для понимания института остракизма практически ничего нового она не дает. Мы ни в коем случае не утверждаем, что все без исключения теоретические положения общего характера, высказываемые в работе, тривиальны. И все же от столь фундаментального и фундированного труда читатель был вправе ожидать большего.