ОстротА. Записки русского бойца из ада

Внутри было очень светло, просторно и чисто. Мимо проходили люди в штатском, один из мужчин с письменным планшетом подошел ко мне, смерил взглядом и начал вести явно заученную и стандартную беседу.

— Что случилось?

— Наступил на ПМН-2.

— Фамилия, имя, отчество?

— Ефремов Владислав Витальевич.

— Какое подразделение?

— Отряд специального назначения «Р».

— Когда был ранен?

— Около часа дня.

— Аллергия на лекарства?

Это продолжалось долго, а по результату беседы меня начали окончательно раздевать — стянули то, что осталось от штанов, сняли куртку, оставив меня в одних трусах. После чего кто-то поднял носилки, и я оказался в помещении, что переоборудовали под операционную. Здесь было еще ярче и еще чище, чем в холле, прожектора били в глаза, на соседнем операционном столе лежал еще один мужчина средних лет, а вокруг ходили люди в масках, перчатках, но все той же гражданской одежде — футболках, джинсах и прочем подобном.

Одного из мужчин я принял за старшего — держался он увереннее, чем окружающий меня персонал, и также задавал мне какие-то стандартные вопросы, касающиеся ранения и негативных реакций на лекарства.

— Как я могу к вам обращаться? — поинтересовался я, борясь с болью и наблюдая за окружающей меня суетой.

— Доктор.

Ну что же, не очень-то и хотелось звать его по имени-отчеству. Не совсем понимаю, к чему такая конспирация от раненого солдата, но нужно с уважением относиться к чужим предубеждениям.

— Когда меня обезболят? Очень паршиво себя чувствую, на самом деле.

— Видите, рядом с вами мужчина? Он в крайне тяжелом положении. Так что сразу после него.

Тот, кто лежал на соседнем операционном столе, признаков жизни не подавал и, вполне возможно, был вообще без сознания. Но я лежал и терпеливо ждал. Еще одно лицо в маске — молодой человек просит меня сесть на столе.

— Сейчас мы в спинной мозг сделаем укол, и сразу перестанет болеть, — сообщил медик, — ничего ниже спины чувствовать не будешь. И потом некоторое время еще не так больно будет.

Но идея мне явно не понравилась. То, что я буду в сознании, когда меня будут кромсать, пилить, что я буду слышать звуки этого процесса и в очередной раз ждать, — все это меня пугало. Я откровенно не хотел быть свидетелем экзекуции над собой же, пусть я бы и не чувствовал этого всего.

Но я поднял тело, и мой взгляд уперся в то место, где раньше была правая ступня. Там уже не было перевязки (кажется, ее сняли), и моя привычная, бледноватая и такая знакомая голень переходила в какой-то фарш, от вида которого вполне могли начаться рвотные позывы.

— Долго еще? Мне смотреть сюда не особо хочется, — обратился я к персоналу.

— Да, сейчас, пару секунд, — раздалось со спины. Вдоль хребта пробежалась спиртовая салфетка, после чего куда-то между позвонков начала входить игла. Процесс был не быстрый, а я, наклоненный вперед и свесив голову вниз, пытался смотреть на все что угодно, кроме искалеченной конечности. Однако выбора особо не было — я был склонен прям к ней.

— Не вышло. Еще раз.

Еще одна игла вошла между позвонков и начала там что-то нащупывать. Это положение в целом нельзя назвать очень удобным, а если учесть, что был ранен, измотан и не в особо хорошем настроении, то оно доставляло мне еще больше дискомфорта, чем что-либо еще.

— Накройте ему ногу, он смотреть туда не хочет, — сказал анестезиолог кому-то за пределами моего зрения, и женские руки в медицинских перчатках накрыли уродливые и смешанные друг с другом ткани чем-то вроде одноразовой простынки.

Кололи меня еще не раз и не два, а я уже был готов просто откинуться назад и дать телу немного отдыха.

— У меня сколиоз, может, поэтому не получается?

— Может быть. Ладно, попробуем общий наркоз.

Где-то рядом прозвучали слова про кубики чего-то там, я наконец-то улегся на спину и с облегчением вздохнул полной грудью. Все должно было закончиться с секунды на секунду.

Кто-то взял меня за весьма безвольную руку и притянул ее к столу ремнем. Потом — вторую. Та же участь постигла и ноги. Затем — спиртовая салфетка, пробежавшаяся вдоль правой руки, обдающая кожу свежим холодком. Прикосновение металла к сгибу у левого локтя, и вот в организм поступает конская доза чего-то дурманящего и отключающего сознание, но хватающего холодной рукой за горло.

Я с ужасом понял, что не могу сделать вдох, потому что легкие меня больше не слушаются. Аллергия на препараты? Астма, которая дала о себе знать в самый неподходящий момент? Что со мной? Я задохнусь прямо сейчас, прямо здесь, на операционном столе? Мысли проносились одна за другой, губы разлепились, и я на последнем издыхании захрипел:

— Я не могу дышаааа…

Последнее, что я помню, — это кислородная маска, падающая мне на лицо, за которой белел потолок с яркими холодными лампами.