ОстротА. Записки русского бойца из ада

Утром я то и дело поглядывал на часы, ожидая скорой отправки. Спрашивал, когда именно за нами приедут, сколько мы будем добираться до Ростова. Раньше я ждал того момента, когда меня дотащат до машины, потом пока она приедет, когда меня поставят обезболивающим и проведут операцию. С того момента, как я подорвался на мине, я только и делал, что чего-то ждал, но была в этом ожидании и разница: сначала минуты мне казались часами, долгими и убивающими, а сейчас это были просто минуты — серые, безрадостные и тягучие, но не более того. Если проводить аналогии, то первый период моего спасения был сравним с минутами, что тянутся для обычного мирного человека во время стояния в «планке», а сейчас они были похожи на те, которыми полон долгий урок по нелюбимому предмету.

Думаю, нет смысла расписывать мою последующую погрузку в автобус и предшествовавший ей подъем из-под земли на поверхность, а также путь до места взлета «вертушек». Просто в какой-то момент, сжимая зубы и периодически постанывая от тряски, я заметил под серым дождливым небом транспортные вертолеты защитной раскраски. Не то чтобы я сильно разбирался в этих машинах, но мне показалось, что меня грузят в стандартный Ми-8. В голове вяло переваливались мысли сугубо технического характера, связанные с тем, что где-то на территории ДНР расположился целый аэродром с вертолетами, однако его, видимо, не обстреливают, в отличие от центра Донецка. Он дальше? Или просто где-то хорошо спрятан и закрыт ПВО? С другой стороны, как можно спрятать огромную площадку с постоянно взлетающими с нее многотонными «грузовиками», представить сложно.

Ветер от лопастей немного потрепал меня и носилки во время погрузки, их вставили в точно такие же крепежи, которые имелись в автобусе, и двигатель взревел, отрывая вертолет от земли. Рядом со мной на лавку сел еще один одноногий боец, скачущий на одной ноге при поддержке медиков, кто-то был с замотанной рукой — война всех пропустила через свои жернова, как огромная советская мясорубка. Кто-то пострадал больше, кто-то меньше, однако страдали в той или иной мере все.

Порой там, как говорят, «за ленточкой», мне действительно было очень хорошо. Война давала мне чувство полноценной, яркой, ни с чем не сравнимой жизни — жизни правильной, праведной и именно той, какой она должна быть. Но она и брала свою плату, и сейчас я в полной мере рассчитываюсь за все, летя на дребезжащем и ревущем вертолете куда-то на восток, в сторону материковой России. Там ждут меня родители, друзья. Там что-то обычное и обыденное. Там Алина. Нужен ли я там? Думаю — да, нужен. Даже такой, как сейчас, немощный и не способный просто самостоятельно сходить в туалет. Для этих целей здесь использовались специальные пластиковые емкости с широким косым горлом и ручкой, которые персонал госпиталей приносил после твоей просьбы. Это было странно — еще совсем недавно ты решал судьбы людей и кроил ткань истории, пусть даже в своей маленькой роли, а сейчас ты не можешь даже то, что с легкостью делает маленький ребенок. Дойти до унитаза. Да и просто куда-то дойти…

Может, это плата за гордыню, может, это слепой перст судьбы, но неважно. Делай то, что должен, и будь что будет. Я все это время делал то, что должно, и теперь необходимо смириться с тем, что со мной будет. Смириться с болью в плотно забинтованной, но сочащейся кровью конечности, с тряской в вертолете, с невозможностью самому себя обслужить. Будь что будет, на самом-то деле. Сейчас я уже ничего не в силах изменить — только повиноваться фатуму, только повиноваться воле Господней, если она все-таки есть.

Ведь Его пути неисповедимы. К чему приведет мой подрыв? Не знает и не узнает никто. Но ведь он отразится не только на моей жизни — он отразится в той или иной мере на всех моих потомках, которые у меня, скорее всего, будут. Он отразится на тысячах людей, что подписаны на мой канал в Telegram и узнают об окончании моей «карьеры». Даже если они забудут об этом спустя минуту, отложив смартфон, все равно все будет немного иначе, и чем закончится — неясно. Да ничем, в принципе, не закончится, и никогда. Нет начала, нет конца, есть только события, каждое из которых вытекает из предыдущего, и они будут продолжаться до тех пор, пока солнце не погаснет, а мир не канет в небытие.

Но до этого момента еще далеко. Близко сейчас до внутренней обшивки вертолета, до тех людей, что тоже сидят в салоне. Но ни думать о них, ни смотреть на них я не хотел. Видимо, ранение и обезболивающее еще держали меня в состоянии некоторой замутненности рассудка, поэтому все окружающее было для меня не очень интересно. Только встреча с Алиной, только отдых. В остальном и тело, и мысли сковывала страшная апатия, не позволяющая мне сосредоточиться на чем-то или даже крепко задуматься. После нашествия крушащего и уничтожающего все грызуна голова была полупуста и не хотела принимать в себя что-либо.