ОстротА. Записки русского бойца из ада

Полет мне показался уже не таким долгим, путь от него до госпиталя — тоже. Там повторялось все, через что я проходил неоднократно. Опросы на белом кафельном полу приемного отделения, где мне пришлось пересказывать обстоятельства ранения и объясняться, что я — приписанный к такой-то воинской части доброволец.

На полу приемного отделения и кроме меня лежало достаточное количество людей. На полу и справа и слева стояли такие же носилки, бойцы общались между собой, встречали каких-то знакомых, рассказывали свои истории. Для меня же это все представлялось процессом не особо интересным — меня ничего особо не связывало с этими людьми, кроме обстоятельств, в которых мы оказались. Подобные разговоры я слышал много раз до попадания в госпиталь, услышу много раз там, да и после госпиталя, в принципе, тоже. Все мы проходили примерно через одни и те же ситуации на фронте, хоть и с разными вариациями, все знали какое-то количество «интересных» историй, которые на самом деле были весьма типичны и стандартны. Обсуждали и гражданскую жизнь, но и в ней у многих людей было достаточно пересечений — в значительной части раненые были мобилизованными, уроженцами каких-либо отдаленных участков и деревень, зарабатывавшими на жизнь своим трудом. Добровольцев было сравнительно мало, и их можно было разделить на три условные категории, по суждению одного из моих сослуживцев: бывшие заключенные, бывшие силовики и искатели приключений. Хотя на самом деле искателей приключений среди бойцов было много, больше, чем силовиков и сидельцев, поэтому их при желании тоже можно было бы разбить на какие-то свои подгруппы. Вот кого среди добровольцев действительно было немного, так это людей, которые ехали на войну за заработком — больно уж сомнительными последствиями могло обернуться подобное трудоустройство.

Опрос был закончен, меня отделили от толпы переговаривающихся между собой солдат и понесли вглубь здания по каким-то коридорам. Ноющая боль резкими толчками просыпалась, когда одетые в армейские футболки и шорты срочники потряхивали каталку, на которую поставили носилки. Это уже нельзя было назвать агонией, просто состоянием утомленного и сильно поврежденного организма. Боль была моей верной спутницей, однако я старался не обращать на нее особого внимания. Зачем фиксироваться на том, от чего нельзя было избавиться и отделаться? Ее все равно никуда не денет большое количество ненаркотических обезболивающих, а опиоидами меня больше не кололи — и наверное, это к лучшему. Я слышал, многие выходили из госпиталей с устойчивой привязанностью к подобным препаратам, но мне это не грозило.

Каталка остановилась возле дверей рентген-кабинета, и я краем уха услышал разговор, который, вопреки моему равнодушию ко всем окружающим беседам, был мне интересен — разговаривали про раздачу гуманитарщиками сим-карт. Внезапно в несколько отупевшем от произошедшего мозгу родилась светлая идея — закинуть в телефон свою сим-карту, которая уже давно и спокойно лежала у меня под чехлом. Все должно было заработать — если взять в долг у оператора, я уже смогу выйти на связь с Большой землей. Но не со всей землей, конечно, а только с самыми близкими мне людьми — в первую очередь с женой.

В рентген-кабинете не случилось ничего интересного, как и за весь ближайший месяц, что я проведу по различным медицинским учреждениям Министерства обороны. Женщина средних лет в белом халате запечатлела мою ногу, когда меня положили на стол, и я опять остался на несколько минут наедине с собой, ожидая результат. В определенный момент что-то меня потянуло посмотреть вниз, и я удивился непривычности открывавшейся мне картины — левая ступня привычно поднималась вверх, в то же время правая нога заканчивалась в самом неожиданном месте. Сознание еще не могло принять произошедшее, поэтому я с большим интересом изучал черные трико (меня в них нарядили сразу после операции, так как мои боевые штаны были разрезаны и выброшены), которые обтягивали поломанное тело. Нужно привыкать к подобному — свою правую ногу я больше не увижу никогда. Теперь я выгляжу так. Пусть немного уродливо, но нужно прибегать к постулатам бодипозитива и принимать себя таким, какой ты есть.

Я, конечно, не феминистка с десятками лишних килограмм и волосатыми подмышками, однако и для меня данное учение как нельзя лучше подходило.

Вид был мне откровенно неприятен, хотя и притягивал взгляд. Наверное, с подобным интересом мы можем изучать фотографии чего-то отталкивающего, например мерзких глубоководных рыб. С одной стороны, эстетичным увиденное точно не назвать, а с другой — как-то и не получается отвести глаза, больно необычно и интересно. Стать адептом бодипозитива у меня пока явно не получалось.