ОстротА. Записки русского бойца из ада

Ноги вязли во влажном песке, скользили, а тропинка шла вверх с большим наклоном, она была не такой длинной, но сам процесс подъема почти гарантированно сбивал дыхание нагруженному человеку и вызывал жгучее желание отдохнуть. Это можно было сделать в небольшой ложбинке, куда выходила тропа — расположенная чуть ниже уровня полей вокруг, она скрыла бы нас от глаз наблюдателей и дала возможность перевести дух. Но как только последний боец поднялся наверх, новая мина дала о себе знать раздавшимся с небес свистом.

— Ложись!

Все упали на землю, и спустя полсекунды после того, как свист оборвался, совсем неподалеку раздался взрыв. Я обернулся и увидел поднимающийся дым — попадание пришлось на ту сторону карьера, в десятках метров от нас. После этого в воздухе повисла тишина, но я понимал, что в любую секунду по нам прилетит что-нибудь еще. Сколько минометов по нам работает? Один? Несколько? Что будет дальше — огонь продолжится или это был финальный аккорд?

Я вжался в землю, и ко мне в голову как-то отчетливо постучала мысль, что именно здесь, именно сейчас, во время этого рядового заступления на позицию, я и погибну. Вот так глупо и совсем негероично, просто от вражеского миномета, даже не наблюдая противника, точно так же, как погибли тысячи людей с начала этой войны, которая идет всего несколько месяцев. Лягу на холодную землю и не поднимусь — но только бы это было быстро и не очень болезненно. Неприятен был даже не сам уход из жизни, а плавное, медленное угасание, когда ты все прекрасно понимаешь, но сделать ничего уже не можешь. Угасание, смешанное с предсмертной агонией.

Понимание приблизившейся смерти не напугало, однако наоборот, как будто обдало ушатом холодной воды. Голова очистилась, прояснилась, и в ней начал вырисовываться план.

Мы ходили и к этой позиции по полю, однако предыдущий старший на позиции, Папаха, в прошлый выезд заставлял меня и еще несколько человек пройтись по окопной сетке, раскинувшейся здесь в разные стороны. Я знал, что окоп, который сейчас начинался по левую руку от нас, повернет и пойдет в сторону нашего блиндажа, потому что уже был здесь, все остальные же заступали сюда впервые.

— Через полторы минуты встаем, заходим в этот окоп и двигаемся вдоль него. Я дорогу знаю, не заблудимся, — как будто со стороны я услышал свой голос. Организм переходил в режим автономии, или в боевое состояние. Мысли практически рассеялись, не осталось в голове совсем ничего лишнего. Ни молитв, ни страха, ни пространных размышлений о жизни.

Ничего.

Поднялся, взвалил на плечи мешок. Вперед, по грязи, в скользящих по дну окопа берцах, но не обращая внимания на все это, на все лужи, на чиркающий по стене окопа автомат. Есть только направление, дистанция, которую мне нужно преодолеть, и ничего, нет больше ничего в этом мире.

Хотя нет, есть еще и вражеский миномет. Свист снова раздался где-то надо мной, и в голове раздался мой собственный, но крайне твердый голос:

— Залечь!

Я упал в грязь и замер, прикрыв голову мешком с дровами, который все это время лежал у меня на плечах. Снова взрыв.

— Подняться, вперед.

Кроме этого, в голове не было ничего, даже постоянный и непрекращающийся внутренний диалог заглох. Впервые, наверное, за все время моей сознательной жизни.

Я шел, а передо мной и сзади меня точно так же ложились и вставали другие бойцы. Нас преследовал украинский миномет, который, скорее всего, корректировали с дрона — уж больно прицельно он преследовал пешую группу, скрывавшуюся за кладками местности и под уровнем земли. Некоторые взрывы раздавались ближе, некоторые дальше — голос в голове неустанно диктовал команды. Он вел меня вперед, не позволяя отвлекаться ни на что лишнее. Как будто не бывало никогда двадцати шести лет жизни, будто все это время я не копил какой-никакой опыт, не читал, не писал, не творил, не слышал ни одного слова. Кристально, девственно чистое сознание.

Один из моих последующих командиров описывал это как «боевой режим», попав в который его дед во время битвы за Сталинград смог проскочить дверной проем, по которому вели огонь несколько пистолетов-пулеметов и полноценный пулемет. Не думаю, что подобное состояние сознания действительно позволяет уворачиваться от пуль, однако гарантирует, что ты не будешь паниковать, метаться и в целом делать глупости.

Еще один поворот окопа, еще один — и вот передо мной уже дверь блиндажа, деревянная, чуть перекошенная и выступающая из земляной стены. Я решительно пнул ее несколько раз, но ответа не было. Внутри укрепление было огромным — с кухней, «спальней» и даже условным вторым уровнем, нас просто могли не слышать.

Еще несколько ударов, и изнутри раздался сиплый голос «старшего по позиции» с позывным «Центурион»:

— Кто?

— Гусар!

— Кто?!

— Гусар!!!

— Гусар, ты, что ли?

— Да!