Остров

В начале июня было уже тепло. Хотя позже яркие краски должны были затянуться летней дымкой, в первый момент Гиоргис был буквально ошеломлен красотой представшей перед ним картины. Целые волны алых гераней спадали из огромных вазонов, в тени розового, как леденец, олеандра играл выводок пестрых котят, а темно-зеленая пальма мягко покачивалась рядом с ярко-синей дверью лавки скобяных товаров. Сверкающие, как серебро, сковороды висели длинным рядом, отражая солнечные лучи. Почти перед каждой дверью стояли большие горшки с ярким зеленым базиликом, готовым придать аромат даже самым скучным блюдам. Да, такого Гиоргис и вообразить не мог.

Мария была так же взволнована, как ее отец, но в то же время немного нервничала из-за его прихода. Ей не хотелось, чтобы он так далеко заходил в колонию прокаженных, и не только потому, что он привлекал к себе любопытные взгляды, но и потому, что это могло вызвать зависть и недовольство других больных. Ей хотелось сохранить отца только для себя, для себя одной.

– Сюда, отец, – сказала она, уводя Гиоргиса с главной улицы на небольшую площадь, рядом с которой стоял ее дом.

Отперев дверь, Мария впустила отца внутрь. И вскоре маленький дом наполнился ароматом кофе, вскипевшим в кофейнике с ситечком, а на столе появилась тарелка пахлавы.

– Добро пожаловать, – сказала Мария.

Гиоргис, вообще-то, не очень хорошо представлял себе, что именно он ожидал увидеть, но уж точно не это. Перед ним была копия его собственного дома в Плаке. Он узнал фотографии, иконы и фарфор, и все было таким же, как у него. Гиоргис смутно припомнил, что Элени просила привезти кое-какие тарелки и чашки из семейного сервиза, чтобы она могла есть с такой же посуды, как ее родные. А потом все эти вещи остались у Элпиды, и она сохранила их после смерти его жены. Теперь все перешло в руки Марии. Гиоргис увидел и скатерти и накидки, над вышивкой которых долгие месяцы трудилась Мария, и Гиоргиса охватила печаль при мысли о доме Маноли в оливковой роще, для которого создавались все эти вещи.

Они сели за стол, и Мария разлила кофе.

– Даже и не мечтал, что когда-нибудь снова буду сидеть с тобой за столом, дочка, – покачал головой Гиоргис.

– Да и я тоже, – откликнулась Мария.

– Мы должны поблагодарить за это доктора Киритсиса, – сказал Гиоргис. – У него, конечно, очень современные взгляды, но мне это нравится.

– Но что скажут твои друзья в Плаке, когда ты им расскажешь, что стал ходить в гости прямо в колонию?

– А я им не скажу. Ты и сама знаешь, что они подумают. Они все держатся того же мнения о Спиналонге, как и прежде. Хотя они и далеко от островка и их отделяет от него вода, им все равно кажется, что проказу может принести ветром. Если бы они узнали, что я прихожу в твой дом, они бы, пожалуй, больше не пустили меня в бар!

Последнее замечание прозвучало весьма беспечно, однако Мария произнесла с опаской:

– Да, наверное, будет лучше, если ты промолчишь. Их и так беспокоит то, что ты сюда часто приезжаешь.

– Это верно. Кое-кто даже подозревает, что я каким-то образом привез бациллу через пролив и сам тебя заразил.

Мария пришла в ужас от мысли о том, что ее болезнь питает подобные страхи в деревне, и встревожилась, поскольку ее отец мог столкнуться с предрассудками, от которых не были свободны даже самые старые его друзья, люди, с которыми он вместе вырос. Ох, если бы они увидели их сейчас: отец и дочь сидят за столом, едят самые лучшие сладости из того, что можно купить за деньги. Ничто не могло быть дальше от общих представлений о колонии прокаженных. Но раздражение Марии из-за всех невежественных разговоров на Крите не могли испортить ей этот момент.

Когда они покончили с кофе, пришло время прощаться.

– Отец, как ты думаешь, а Фотини могла бы как-нибудь сюда прийти?

– Уверен, что могла бы, но ты сама спроси ее в понедельник.

– Просто все это… так похоже на обычную жизнь. Пить кофе с кем-нибудь… Я даже объяснить тебе не могу, что это для меня значит.

Мария, обычно так тщательно следившая за своими чувствами, на этот раз не совладала с голосом. Гиоргис встал, собираясь уходить.

– Не беспокойся, Мария, – сказал он. – Я уверен, она к тебе придет. И я тоже.

Они вернулись на берег, к лодке, и Мария на прощание помахала отцу рукой.

Едва вернувшись в Плаку, Гиоргис не стал тянуть время и поспешил рассказать Фотини, что побывал в доме Марии, и подруга его дочери без малейших колебаний спросила, когда и она сможет сделать то же самое. Кое-кто счел бы это безрассудным, но Фотини гораздо больше других знала о том, как именно передается проказа, и в следующий свой визит на остров она, едва выйдя из лодки, схватила Марию за руку.

– Пошли, – потребовала она, – я хочу увидеть твой дом.

Мария просияла. Они вместе прошли сквозь туннель и вскоре уже стояли перед дверью дома Марии. Внутри царила приветливая прохлада, а вместо крепкого кофе девушки пили канеладу – охлажденный напиток с корицей, который обе обожали с детства.