Остров

И вот однажды, примерно в обеденный час, то есть в то время, в какое он прежде навещал Анну, Маноли снова вошел в кухню большого дома в поместье.

– Привет, Маноли! – поздоровалась с ним Анна, ничуть не удивившись и с таким теплом в голосе, что его хватило бы для того, чтобы растопить снега на горе Дикти.

Уверенность Маноли в том, что Анна будет рада видеть его, была как раз под пару ее собственной самонадеянности. Анна отлично знала, что Маноли вернется, рано или поздно.

Александрос Вандулакис недавно полностью передал сыну управление имением. Это возложило на Андреаса огромную ответственность, дома он проводил все меньше и меньше времени, и вскоре люди стали замечать, что Маноли заходит в дом двоюродного брата еще чаще, чем в былые дни. Он теперь являлся каждый день. Не один Антонис все видел и понимал. Многие рабочие в поместье тоже все знали. Но Анна и Маноли полагались на нечто вроде двойной защиты: Андреас был слишком занят, чтобы самостоятельно что-либо заметить, а кто-либо из рабочих едва ли мог набраться храбрости, чтобы рассказать хозяину о делишках его жены. Потому эти двое могли безнаказанно наслаждаться друг другом.

Мария ничего тут не могла поделать, а Фотини просто воспользовалась всем своим влиянием на брата, убедив его держать язык за зубами. Если бы Антонис заговорил на эту тему с их отцом, Павлосом, то все тут же дошло бы и до Гиоргиса, поскольку эти мужчины были большими друзьями.

Между визитами Фотини Мария изо всех сил старалась не слишком много думать о сестре. Неспособность Марии повлиять на события определялась не только расстоянием, лежавшим между ними. Даже если бы она по-прежнему жила в Плаке, Анна все равно не стала бы ее слушать и делала бы, что ей вздумается.

Мария теперь начала с нетерпением ожидать тех дней, когда приезжал доктор Киритсис, и всегда оказывалась на берегу, чтобы встретить отца и доктора с серебристыми волосами. В один чудесный летний день Киритсис остановился, чтобы поговорить с ней. Он слышал от доктора Лапакиса, что Мария отлично умеет лечить травами и настойками. Доктор Киритсис, будучи твердым приверженцем современной медицины, всегда скептически относился к силе сладких, нежных цветков, что росли на горных склонах. Да разве они могут дать нечто такое, что сравнилось бы с мощью препаратов XX века? Однако многие из тех пациентов, которых он осматривал на Спиналонге, постоянно говорили о том, какое облегчение приносят им травяные смеси Марии. И доктор решил поменять свое мнение, о чем и сказал девушке:

– Я всегда готов признавать свои ошибки. Я действительно видел на этом острове свидетельства того, что ваши снадобья действуют. Так что вряд ли мне удастся оставаться скептиком.

– Да, вряд ли, – с ноткой триумфа в голосе ответила Мария. – И я рада, что вы это признаете.

Она испытала огромное удовлетворение оттого, что сумела переубедить этого человека, заставила его изменить свои взгляды. А еще большее удовлетворение принесла ей улыбка доктора. Улыбка, которая совершенно изменила Киритсиса.

Глава 19

Улыбка доктора изменила всю атмосферу вокруг него. В прошлом Киритсис редко улыбался. Страдания и тревоги других людей были краеугольным камнем его жизни, и они редко давали ему повод для веселости. Он жил в одиночестве в Ираклионе, целыми днями трудился в госпитале, а те немногие часы, что проводил вне его, посвящал чтению и сну. Но теперь в его жизни появилось что-то еще: красота женского лица. Для персонала госпиталя в Ираклионе, для Лапакиса и для тех прокаженных, что стали его постоянными пациентами, он был тем же, что и всегда: преданным делу, целеустремленным и непрошибаемо серьезным – а кто-то сказал бы, что и лишенным чувства юмора, – ученым.

Но для Марии он стал совершенно другим человеком. Мог ли доктор стать в будущем ее спасителем, она не знала, но он уже словно спасал ее понемногу каждый раз, когда пересекал пролив и заставлял ее сердце биться сильнее. Мария снова стала женщиной, а не просто пациенткой, которая на скалистом берегу ожидала смерти.

Хотя в эти первые дни осени уже начало холодать, Мария ощущала в Николаосе Киритсисе все нараставшее тепло. Приезжая на их островок каждую среду, он всякий раз задерживался, чтобы поговорить с ней. Сначала разговоры длились не больше пяти минут, но со временем они становились все дольше и дольше. Отличаясь повышенной пунктуальностью и зная, что должен вовремя явиться на прием в госпитале, доктор стал пораньше приезжать на остров, чтобы позволить себе дольше видеть Марию. Гиоргис, который все равно каждый день поднимался в шесть утра, был только рад привозить Киритсиса в половине девятого, а не в девять и видеть, что Мария приходит поговорить с доктором каждую среду. Она все так же встречала его лодку, но не ради отца.