Остров

— Ты был прав насчет номера. А я насчет самолета. Он действительно десятиместный.

— Занятно, правда? — сказал я.

Мягко сказано. И мягко сказано, что мягко сказано.

— Я могу сказать тебе кое-что позанятнее: все остальные сиденья нумерованы как обычно. Смотри! — Она указала на то место, с которого только что встала, и на соседнее. Три и четыре. Нормальная нумерация, от одного до десяти.

Я присмотрелся.

— Но один номер пропущен.

— Ты уверен?

— Ну да, тот, который заменили на двадцать третий би. Давай выясним какой.

— Это имеет значение?

— Возможно.

Мы прошлись вдоль сидений, выкрикивая номера.

— Семь, — сказала Флора. — Семь заменили. После шести сразу восемь.

— Как странно. Я слышал, тринадцатый номер иногда пропускают, а в больших самолетах даже весь тринадцатый ряд. Из-за суеверия. Люди боятся брать билет с номером тринадцать: дескать, в аварию попадут. В Китае несчастливой считается четверка, потому что слово «четыре» созвучно слову «смерть». В некоторых небоскребах Гонконга нет четвертого этажа.

Флора как-то слишком пристально смотрела на меня.

— Но я не слышал, чтобы несчастливой где-либо считалась семерка. Семнадцать — бывает. Пятница, семнадцатое — опасный день в Италии. Потому что если переставить буквы в римской записи числа семнадцать[21], то получится слово «VIXI» — «я прожил», то есть «я умер».

Флора выслушала мою речь до конца и сказала:

— Ты это частенько делаешь, ты заметил?

— Что делаю?

— Сыплешь фактами, когда никто не просил подробностей. Насчет пройти по доске, например.

— А! — Я не знал, как реагировать на ее слова.

— Это раздражает, знаешь, самую малость. И если подумать, может быть именно поэтому…

— Что поэтому?

Она умолкла.

— Что поэтому, Флора? Поэтому меня травили? Потому что я всех достал?

Она вроде бы слегка устыдилась.

— Я не это хотела сказать. Просто… — Флора набрала в грудь побольше воздуха и продолжала: — Не всякий, кого травят, непременно симпатяга — только потому, что он жертва. Я только это имела в виду. О’кей?

— О’кей, — повторил я.

Короткое словцо, которое я давал себе зарок никогда больше не произносить, само выскользнуло изо рта. На что Флора намекает? Что я несимпатичный? Со мной никто не дружил, но это одно, а совсем другое — если ты прямо активно людям не нравишься. Меня вдруг словно отбросило назад, в Осни. Как будто со всех сторон обступили, издевались, только успевай прикрываться. Я двинулся прочь от Флоры по проходу. Ни к чему мне такой разговор.

Так я добрался до дырищи на месте оторванного кокпита. Все обрывалось внезапно, только месиво проводов, металла. Как подумаешь о судьбе пилота и стюардессы, так вроде бы остальное отходит на второй план. Сравнить: травля — и гибель при крушении самолета. «Я жил». То есть теперь уже все.

— Ой, что это? — воскликнула у меня за спиной Флора.

Я обернулся. Она держала в руках прямоугольник, обтянутый алой, как бычья кровь, кожей. На миг мне почудилось, будто это мой «Киндл», у него была похожая красная обложка. Но в руках у Флоры оказалась не электронная книга, а бумажная. Для меня эта находка была драгоценнее сундука с сокровищами. До той минуты я не замечал, как истосковался по книгам.

— Здорово. Дай посмотреть.

Она протянула мне книгу.

— Не твоя?

— Нет, у меня был с собой «Киндл».

— Все страньше и страньше.

Я опознал цитату из «Алисы в Стране Чудес».

— Значит, ты тоже читаешь?

— Разумеется. Знание — сила. Помнишь, как говорила Соня? «Корми голову».

Именно так говорила и моя мама.

— Так это твоя книга?

— Не-а, — сказала она. — Ее кто-то другой вез с собой.

— Из этих? — Я мысленно перебрал членов клуба «Завтрак». — Шутишь, что ли? Они не читают. Я готовил за них конспекты к экзамену и читал за них все обязательные тексты. В школе, когда я еще делал все за них.

— Ты и сейчас делаешь все за них.

— А?

— Ты думаешь, будто со времен Осни все изменилось. Но это не так. Ты по-прежнему делаешь за них все, до последней мелочи. Только что задницу им не подтираешь, — подытожила она своим резким, хоть стекло режь, голосом. — Носишься у них на посылках, точно как тогда. И по-прежнему тебя никто не любит. Просто сейчас ты им нужен.

Я задумался над ее словами, и они вдруг показались такими верными — и такими ужасными, — что я поспешил сменить тему.

— В любом случае это они точно читать не стали бы. — Я указал на титульную страницу книги. — Это Библия.

— А! — разочарованно откликнулась Флора. — За каким чертом ее потащили с собой?

— Может, ее никто и не брал с собой. Может, она была тут с самого начала.

— То есть как?

— Может быть, в самолете всегда лежит Библия, как во многих гостиницах. Знаешь, «Гедеоновы братья»[22], они заботились, чтобы в каждом номере в тумбочке у кровати лежала Библия. Может, они ее и авиакомпаниям предлагают. Почем знать.

— Я думала, ты все знаешь.

— Только не это. — Я пролистал страницы и почувствовал их дуновение на лице — тот пыльный запах, что напомнил мне безопасное убежище библиотек. — Возьмем ее с собой?

— Черт, ну конечно.

Мы вылезли из самолета и двинулись по синевшей в сумерках тропе, я чувствовал в руке приятную тяжесть Библии.