Остров

Встречаясь с Андреем, я нахожу выход всему тому, чем не делюсь ни с матерью, ни с братом — ни с кем. Мы проводим много времени в беседах. Чаще говорит Елозин. И все его рассказы сводятся к сексуальным историям. Слушая его, испытываю два чувства: одно — сладкое, от представления себя на месте Андрея, другое — злость на друга, познавшего столь много и еще говорящего об этом чересчур неопрятно. Ненавижу его порой. Глаза узкие, зубы наросли друг на друга и делают улыбку волчьей. Иногда мне, возбужденному его рассказами, тоже охота что-нибудь выдать, и я сочиняю, пытаясь угадать, как все действительно бывает, но, забредая все дальше, спотыкаюсь, скатываюсь куда-то, признаюсь в своем вымысле.

Однажды Андрей спросил меня, хочу ли я иметь ребенка. Сказал — да. Действительно, хочу иметь ребенка и именно сейчас, пока молод, растить его, воспитывать. Елозин надо мной посмеялся, сказал, вначале необходимо «встать на ноги», а потом «почковаться», и то, что я рассуждаю, как женщина, да еще неопытная. Мы шли с ним тогда на день рождения Сладенцовой, и на набережной, у памятника Крузенштерну, нас уже ждали ребята.

Нас собралось восемь: четыре девчонки — все из седьмого класса, из нашего — Кулаков, Хлопотов и мы. У Хлопотова на лбу возрастные невыводимые прыщи, он их бережно скрывает не мытыми давно волосами. Полные губы и широкоформатные глаза делают лицо открытым. А что ему скрывать?

Мы сразу отправились в гастроном. Сложились и взяли восемь бутылок портвейна, килограмм закусочной и две буханки черного, а у Сладенцовой был торт и авоська яблок. Она — моя девчонка, и вот ребята решили отметить Ленкину годовщину.

Мы гадали, куда пойти. Горлова сказала, что она получила двухкомнатную квартиру в Гавани. Там нет мебели, но электричество и вода подключены. Двинулись к ней. Когда топтались на площадке, Людка сообщила, что ключей у нее нет. Ваня даже обрадовался, подтянулся, расправил плечи и, без разбега, вдарил по двери ногой. Она распахнулась. Мы с воплями затолкались, и через мгновение Хлопотов уже врубил магнитофон, все быстренько выпили, и начались танцы. Кирилл пьянеет мгновенно. Я спросил его, зачем он пьет. Хлопотов ответил, что объяснить это трудно. Что он получает от выпивки? Во-первых, «добавочную» смелость, во-вторых, удовольствие от опьянения, в-третьих, желание вести откровенные разговоры. Лицо его стало похожим на кулак.

Мы присоединились к танцующим. Я обнял Ленку, и мы закачались. Нас задевали, Кулаков под рок вальсировал с Горловой. Елозин тискал в лоджии Мамлееву. Минаева в одиночестве безумствовала, топоча и растрепывая себе руками волосы.

Меня удивляет, как ребята умудряются прилично учиться. Они же больше меня болтаются по городу или сидят у кого-нибудь, и времени у них, по-моему, хватает только на то, чтобы принять ванну после дневных скитаний.

Я пришел к понятию «ванная», потому что Сладенцова из нее не выходила уже долго, а я выплясывал с Минаевой. Оставив Верку, я постучал в ванную. Ответа не было. Тихо попросил открыть, но, крикни я во все горло, меня бы никто из ребят, оглушенных динамиками, не услышал. Ленка открыла дверь, впустила меня и снова заперла. Лицо ее было заплакано. На глазах расплылась тушь. Она была смешная. Неуверенно спросил ее, что произошло. Она сказала, что видела, как вчера у нее дома, на кухне, я целовал Минаеву. Я удивился: она же сама просила, чтобы я развеселил Верку, которая действительно была очень скучная. «Я знаю, я все знаю», — заревела.

Я познакомился со Сладенцовой месяц назад. Она позвонила мне и долго себя не называла. Потом сказала, что из седьмого класса, а телефон и вообще все обо мне узнала из медкарты. Захотела со мной встретиться. Сказала, что у нее есть подруга — Нина, которая жаждет познакомиться с Андреем. Мамлеева мне понравилась. Она симпатичная. Хотя к старости, наверное, у нее образуется зоб.

Через полчаса мы уже блуждали под ручку по набережной. Через неделю собрались у Елозина. Ребят собралось много. Вообще получилось так, что все девчонки из седьмого класса перезнакомились с девятиклассниками, а начало этому положила Сладенцова. Я-то в нее, конечно, не влюбился. Да и что в ней? Грудь ее меня захватывает, когда касаюсь ее во время поцелуя. Я, собственно, и хочу от нее только одного. Жду.

Я убеждал Сладенцову успокоиться, пойти со мной потанцевать. Музыка — обалденная. Ленка объявила, что набьет Минаевой морду. Я заметил, что она, видать, хватила лишку. Ленка приходит в себя сразу, как только я начинаю над ней подтрунивать. И сейчас она засопела, умыла быстро лицо, размахнулась им чуть не в самое зеркало, подвела глаза и «стала человеком». С холодом, дающим надежду на примирение, позвала меня в комнату. Общество танцевало, и мы врезались в тела, замахали, заорали и ушли в иное измерение, отдавшись музыке.