Но какими же бездушными варварами должны были быть затеявшие эту бойню армянские националисты, если они так легко пренебрегли сотнями тысяч человеческих жизней! Я по праву считала себя одной из пострадавших, но, когда мне становилось совсем невмоготу, моя бибишка, тѐтя Фатима успокаивала меня, говоря мне, что я должна помнить о миллионе азербайджанцев, изгнанных с родных земель Армении, Карабаха и близлежащих к нему районов, где они испокон веков жили, трудились и процветали, и о судьбах ни в чѐм не повинных бакинских армян, вынужденных покинуть Азербайджан.
«Это верно, у тебя отняли мать, бабушку, лишили счастливого безоблачного детства в полноценной семье. Но у тебя есть родина, дом и мы. Всегда думай о тех, кому хуже, и тебе станет легче», - говорила она. Верное средство: действительно, помогало. Помогало, пока рядом был Азер...
Я нервно вышагивала по маминой квартире взад-вперѐд, как часовой маятник. Меня раздражало в этом доме всѐ: карабахские ковры на стенах, сувениры, сделанные руками азербайджанских мастеров, начиная от джорабок и чарыков, и кончая висевшим на стене кинжалом. На телевизоре стояла увеличенная мамой наша семейная фотография, где счастливо улыбались мои молодые родители, обняв свою ненаглядную дочку...
Но странно: всѐ, чем дышала моя несчастная мать, заброшенная в русскую столицу, вызывало во мне отчаяние. Я чувствовала себя виноватой за то, что ей плохо. Внезапно меня осенило: они – моя мама, как и этот разбередивший мою душу, певец Гриша, назывались армянами, но они были Бакинцами и останутся ими до конца своих дней! Оставшись без Родины, бедняжки вынуждены коротать остаток своих дней воспоминаниями, как бледные тени своего яркого прошлого, канувшего в Лету...
«Ничего, мало осталось. Вот получу статус в Великобритании, - утешала себя я, - сразу же вывезу маму, чтобы жила вместе с нами и своими внуками. На нашем
Время от времени я бросала на телефон тоскливые взгляды, но он упорно молчал. Я
стала медленно считать, уверенная, что, когда я досчитаю до тысячи, Азер позвонит. Когда я досчитала до шестисот шестидесяти шести, кто-то постучал в дверь.
1. «Laleler» (азерб.) – «Маки»
Глава 73
Я вздрогнула: прямо-таки дьявольское совпадение! Нехотя подойдя к двери, я посмотрела в глазок: за дверью стоял дядя Рубен с какими-то пакетами. Чертыхаясь, я неохотно открыла дверь, стремительно соображая, как же объяснить назойливому родственничку моѐ нежелание посетить театр. К счастью, дядя Рубен не выглядел обиженным на меня. Он был непривычно весел. Вручив мне кульки со снедью, он уселся в кресло и с пониманием спросил:
- Не любишь театр, значит?
Я пыталась оправдаться:
- Нет, люблю, только сегодня я чувствую себя неважно...
- Это ничего, театр не самое главное в жизни, не хочется - не ходи. Сам молодым был, что, я, не понимаю, что ли?
Я поняла, что конфликт исчерпан, и облегчѐнно вздохнула.
- Принеси тарелки, - велел он и принялся распаковывать коробки. Там оказались деликатесные продукты: шоколадные конфеты, колбасы, паштет, ветчина, натуральные соки, фрукты. Ловко и мастерски разложив всѐ это по принесѐнным мной тарелкам, он весело подытожил:
- А рюмок нет! Сразу видно, что ты не хозяйка, не в мать пошла, она бы давно сообразила, что стол без рюмок - это пустой стол. Знаешь, что мы с тобой будем сейчас пить?
И не дождавшись ответа, торжественно произнѐс:
- Настоящий армянский коньяк! Три звѐздочки! Я его из Еревана привѐз, в Москве одна подделка!
Он с победоносным видом посмотрел на меня, безразлично оглядевшую тѐмную бутылку. Никакого восторга она у меня не вызвала, и количество звѐздочек не прибавило ей весомости в моих глазах. Но даже если бы он извлѐк из сумки коньяк «Наполеон» или многолетнее вино домашнего разлива, мне было бы всѐ равно. Во-первых, потому что я не пью. Во-вторых, потому что я не люблю распивать даже безалкогольное шампанское в обществе неприятных мне людей. А дядя Рубен был мне чрезвычайно антипатичен и не вызывал у меня никаких родственных чувств. Тем не менее, мне предстояло провести вечер с ним, разыгрывая из себя радушную хозяйку и любящую племянницу, что никак не соответствовало действительности и уж совсем не входило в мои планы.
- Что насупилась? – он всѐ понимал по-своему. – Может, скажешь, ваш коньяк «Гѐй-Гѐль» лучше? «Гѐй-Гѐль» - это пойло по сравнению с настоящим армянским коньяком.
Я безразлично пожала плечами, пусть думает, что хочет.
- Ладно, - дядечка решил пойти на мировую. – Тебя винить нельзя, ты же никогда не пробовала настоящий армянский коньяк, откуда тебе знать его вкус?
Я сдержалась, чтобы не нагрубить ему, что девушке в моѐм возрасте совсем не обязательно быть тонким ценителем спиртных напитков и уж совсем не пристало дяде просвещать еѐ на этот счѐт. Только за то, что Азер инсценировал сцену приобщения меня к курению, он был жестоко избит моим дядей Гасаном. Эх, их бы всех сейчас сюда... Я вдруг ощутила острую тоску по своим далѐким родственникам, с которыми было так легко и безопасно...