– В этом я не больно замешан, – устало проговорил он. Его пальцы суетливо отщипывали от хлеба кусочки и лепили из мякиша какую-то фигурку. – Порой они являлись ночью, шли мимо деревни Плетеных Зверей, вели конвоем пленных хитроплетов. Порой я укрывал их в гротах. Однажды, когда бушевали дикие бури, пришлось вести конвой по берегу, но только до причала на Ледяном Мысе. Куда они отправлялись дальше, я не знаю.
Ледяной Мыс – место, куда Скитальцы отправляли свой разум, чтобы оценить силу ветра – по тому, как колышется дымное полотнище над жерлом Клык-Горы. На берегу это ближайший к вулкану выступ…
– Я знаю, куда их уводят, – выдохнула Хатин. – Остров Клык-Горы. – Мысленно она взглянула на карту вулкана, которую нарисовал Объездчик, вспомнила странные прямоугольные тени. Не камни и не озера; нет, эти тени – дело рук человека. Неудивительно, что карты Ферм-убежищ так сильно напомнили о них.
– Плясунья говорила, что голубятники отправляют на берег шахтерские инструменты. Тени на карте Клык-Горы – это, по-моему, шахты. – Клык-Гора была куда опаснее и несдержаннее Камнелома. Никто не селился близ нее, не говоря уж о том, чтобы своей же охотой зарываться в ее неспокойные недра. Но что если горняки идут туда не по своей воле? Что если их похищали из родных деревень, по одному, по двое? Что если горняки – хитроплеты, которых считают без вести пропавшими и которых не станут искать? Как долго это продолжалось, прежде чем человек по имени Скейн заподозрил неладное и взялся вести заметки? Не это ли открытие стало причиной убийства Скитальцев?
Взглянув на лицо Джейза, Хатин представила обнаженный клинок; видно, он думал о том же, о чем и она. Какое тогда выражение было на ее лице?
Она посмотрела на Ларша и ощутила пустоту. Он усох, стал прозрачным, за спиной у него Хатин видела врагов покрупнее.
– Ты не отследишь их, – вздохнул ремесленник. – Приказы мне приходили из Шквальной Гавани, а уж если попытаешься найти след, ведущий туда, с ума сойдешь. Человек, которому я писал в Гиблый Город, – и тот никто. Гавань – это гора бумаг, законов и приказов, полная безликих людей.
Безликие люди.
Безликие. Все это затеял человек без лица.
Подумав о Минхарде Проксе, Хатин сумела вспомнить только рубцы и то, как одним росчерком карандаша он убирает деревушки на карте. Лица у него не осталось. В пустой душе у Хатин шевельнулось некое чувство. Наконец она познала холодное безумие мстителя.
Глава 33. Повелитель хитростей
Наутро, когда все проснулись, владыка Камнелом не смеялся. Воздух был такой, будто некто вдохнул его, готовый произнести слово. Всё, даже вулкан, ждало и прислушивалось.
Улочки смолкли, когда дворцовые ворота распахнулись, выпуская наружу сонных гвардейцев; в руках они несли непривычные мушкеты, а лица их краснели выбритыми щеками и подбородками. Градоначальник ехал в смешном маленьком экипаже, похожем на гигантскую детскую коляску, которую тянула тройка эпиорнисов. Каждая птица, казалось, твердо знала, куда ей следовать, вот только все три выбрали разные направления. Да и губернатора с виду одолевала головная боль и слабость.
Хатин же, напротив, ощущала избыток сил и не могла ни на чем сосредоточиться. Не лучше вели себя и прочие хитроплеты. Неспокойно трепыхался в клетке Риттербит, а трели птиц в кустах и живой изгороди сливались в зловещий неровный мотив. Вереница нагруженных эпиорнисов непрерывно ежилась и топорщила бока, тряся сумками. Это был день, когда земля могла бесшумно, точно рыбий рот, разверзнуться и выдать тайны.
Хатин выдали новый мальчиковый наряд, в котором она тихонько шла рядом с пошатывающимся экипажем градоначальника. Лицо ее скрывал грубый капюшон, а под плащом она прятала клетку с мерцункой, чтобы их не узнала Джимболи. Неподалеку она приметила Джелджех – та снова держала Феррота за руку, будто пленника; свой зеленый наряд кислянка сменила на менее приметную одежду. Они шли вместе с прочими членами Резерва, а по бокам шагали гвардейцы.
Буквально за ночь раскисшая под дождем дорога запеклась и стала похожей на чешуйчатые гребни; оросительные каналы высохли. Было непривычно идти по Обсидиановому Тракту навстречу изнуренному солнцем потоку семей, нагруженных корзинами с черным стеклом. Посты на дороге таяли при виде ливрей и мушкетов, вопросы испарялись под раздраженным и властным взглядом градоначальника. При этом на ближайших к Городу Зависти постах губернатор, который не выказывал ни малейшего признака смерти, своим появлением вызвал определенный переполох. Зато чем дальше конвой отходил от города, тем меньше пугались при виде градоначальника солдаты. Видно, недалеко разлетелись новости о его «гибели».
Миновал полдень, однако жара и духота не смягчились; небо оставалось безоблачным. Впервые за несколько недель муссон опаздывал на ежедневное выступление.