Привлеченные криками, сбежались еще люди, а стражники словно опомнились и принялись за столб из лозы. Лицо Джимболи скрылось в листьях, и вниз по стволу прокатилась волна. У его подножия разошлись кусты папоротника, и в сторону джунглей устремилась жилистая фигура.
– Задержите ее! – закричала на хитроплетском Ха-тин. – Она знает, кто мы! Она знает Арилоу!
Из тьмы вслед Джимболи бросилась Плясунья. Она промчалась мимо стражников, которым хватило ума убраться с дороги.
Хатин подхватила фонарь и, не давая себе времени на раздумья, тоже бросилась в чащу. Она, спотыкаясь, неслась вперед, с фонарем в одной руке и клеткой с Риттербитом в другой, а по лицу ее секли крупные листья. Кругом мелькали, точно светляки-переростки, еще фонари. Наконец исполинские жуки собрались в одном месте, освещая дюжину мрачных лиц. Джимболи упустили.
– Далеко не уйдет, – сказал Джейз. – Не может. – Указал на клетку, в которой Риттербит так отчаянно трепетал крыльями, что, казалось, вот-вот перебьет прутья. – Глаза нам слепит свет пламени, и нужно время, пока тьма их очистит, и можно будет надеяться разглядеть Джимболи.
– Времени у нас нет, – сказал Феррот, переводя дух. – Нет времени рыскать по джунглям в поисках зубодерши.
– Значит… значит, мне уже пора лезть на гору, да? – запинаясь, проговорила Хатин. – Если пойду в обход, через чащу, держась подальше от дорог и Фермы, Джим-боли последует за мной. Не сможет убежать и предупредить кого-нибудь, что мы здесь, или помешать вам. Я увлеку ее за собой и разговорю владыку Копьеглава, как и хотела, когда окажусь на вершине.
– Я могу пойти вместо нее, – тут же вызвался Феррот. – Не обязательно идти Хатин. Возьму и птицу, и подарок для владыки…
– Скорбелла выбрала посланником Хатин, – вмешалась Плясунья. – Но… ты можешь отправиться с ней, Феррот. Проводи ее на вершину и сообщи нам, если владыка Копьеглав удостоил Хатин приема.
В отличие от Камнелома, Копьеглав не был безумен и огнем не плевался, не обладал пустынной красотой Скорбеллы и величием усеянного камнями Повелителя Облаков. Копьеглав носил накидку джунглей, как взлохмаченную волчью шкуру. Он щетинился, точно раненый зверь. Голову его заслоняло облако гнева, и сквозь него он ничего не видел.
Хатин несла фонарь, а иначе, без него, разве Джимболи ее разглядела бы? Плотный навес из зелени почти не пропускал света. Ферроту было велено держаться в тени, чтобы – если уж Джимболи нападет – застать ее врасплох. И пускай Хатин знала, что он где-то позади, повторяет ритм ее шагов, чтобы хруст веточек сливался у них под ногами. Феррот не выдал себя. Но, несмотря на его незримое присутствие, Хатин трудно было не ощущать одиночества; велико было искушение обернуться в поисках поддержки.
Поддержки? Но кто ей Феррот? Не старший брат. Он – лишь тень за спиной, во тьме, человек, чьи руки запачканы в крови, и которого она толком не знает.
Взгляд Хатин упал на клетку с Риттербитом, и на ее лице невольно расцвела теплая улыбка. Всякий раз, когда его хвостик-веер мелькал между прутьев, Хатин ощущала прилив нежности. В клетке, во тьме блеснул глаз-бусина, и ему ответила черная бусина в животе у Хатин. Похоже, Риттербит стал ей братиком.
Многие деревья мялись, как сырое тесто, в них зияли огромные дыры. Пролезая в одну из них, Хатин ногами ощутила, как задрожала земля, словно бок огромного зверя. Наверху то и дело кто-то испуганно проносился: то обезьяна с ветки на ветку, то птица – подобно камешку из пращи. Однако бежали не от нее, скорее торопились мимо – в сторону низины.
Хатин все шла и шла, и в груди сдавливало при виде редких обугленных стволов. Они походили на придворных, которые по неосторожности своей сказали что-то не то в присутствии владыки и отныне стояли будто в назидание всем окружающим: прочим деревьям да и самой Хатин.
Склон стал круче, путь – труднее, воздух – холоднее, и дышать им было тяжело. Навстречу сквозь деревья мягко стекали клубы тумана. Идет ли за нею Феррот? Хатин не смела обернуться.
Справа внезапно показалась затопленная туманом расселина. Деревья на краю опасно кренились и топорщили корни так, словно трещина только разверзлась и они хотели заглянуть вниз. Со дна доносилось неровное шипение и влажный, едкий запах опаленной зелени.
Хатин пошла по краю, но, ощутив, как земля под ногами вновь слегка дрогнула, чуть присела. Издали донесся звук, который для ушей потрясенной Хатин звучал так, будто кашлянуло огромное животное, и тут листья кругом задрожали, словно на них что-то просыпалось дождем. Сверху падали, скача легко, словно орехи, маленькие серые камешки размером с птичье яйцо. Они обожгли Хатин спину и шею, и она юркнула под одно из клонящихся к обрыву деревьев.
Владыка Копьеглав заметил ее. Не дал заговорить; не позволил даже приблизиться.
Справа, недалеко от расселины, дернулся и запрыгал под каменным дождем призрачный лес зубчатых серых папоротников и ветвей. И вот из этой взволнованной чащи выбежала вприпрыжку Джимболи. Ее бандана рдела, точно боевое знамя.