Остров Чаек

– Владыка Копьеглав! – Этим голосом она всегда говорила за Арилоу и не знала, каким еще голосом следует говорить, чтобы он звенел, оглашая огромный кратер. Говорила Хатин на хитроплетском, ведь другого языка вулканы не понимали. Хатин растягивала слова, ибо мысли вулканов текли медленно, как поток лавы. – Я принесла послание и подарок – от владычицы Скорбеллы.

* * *

– Владыка нас увидел, – прошептала Лоулосс в траву. – Он все знает.

Плясунья ответила коротким шипением, с которым втянула воздух, призывая к молчанию. Мстители, укрываясь под полотнищем, напряженно прислушивались. Теперь музыку леса исполняли иные инструменты. Не скрипели больше, как пилы по дереву, сверчки, не разносилось по нарастающей похожее на треск маракасов ответное пение цикад. Отныне сиренами вовсю голосили птицы и ревели обезьяны.

– Нет. – Плясунья встала на четвереньки. – Если бы он прочел наши мысли, с неба уже доносился бы рев, и навстречу нам катилось бы с полсотни обломков скалы. Разве кости твои обратились в прах, Лоулосс? Нет? Значит, владыка не проведал, зачем мы пришли. Идем.

И они двинулись дальше в гору: в центре – те, кто нес на спинах флаг, остальные – растворившись в тени. Наверху, в лужах света от ламп, стояли солдаты – они вглядывались в окутанный темнотой недружелюбный лесистый пейзаж. А внизу спал сам город, и снились ему вековые сны о хитроплетах – хитроплетах, что невидимо крались во тьме, улыбаясь и держа наготове клинки. Гиблый Город спал, не ведая, что накликал кошмар наяву.

Грохот смолк, но часовые насторожились, вслушиваясь и ожидая, что сверху донесется шорох камней, предвещая обвал. Однако слышали только рев обезьян да бешеный клекот птиц. Не ждали, что земля внизу вдруг оживет, ощетинившись ножами. Не ждали, что в трепещущие круги света к ним, танцуя, ворвется женщина огромного роста – словно вихрь в заношенном трико, и по спине ей тихо, как сердце, застучат дреды.

Двоим достало времени, чтобы схватить фонари на шестах и дать тревожный сигнал городу. Но фонари и без того качались после того, как земля вздрогнула, и разницы никто не заметил. Мечи Плясуньи привычно рассекли воздух, как рассекает воду в охоте за рыбой клюв чайки. За ее спиной, как края раны, вновь смыкалась тишина.

* * *

Чтобы устроить место под Ферму-убежище, лес вырубили, а из стволов соорудили частокол. На вышках тревожно прохаживались часовые, а забор отбрасывал длинную зубастую тень на склоны, на груды разбитых ведер, кучи облепленных запекшейся грязью мотыг и влажные края вспаханной земли. Глубоко в этой тени лежали сами «фермеры»: хитроплеты и хитроплетуньи, их дети; почти все приникли щеками к земле, как будто вслушиваясь в чьи-то шаги. Они не смели произнести ни слова, из страха, что их услышит пробуждающийся вулкан. Они не смели пошевелиться, из страха, что зазвенят сковывающие их цепи.

Лишь один узник, дрожа, сел. Это была девушка. В ее широко распахнутых серых глазах странно поблескивал лунный свет.

– Атхи, – пробормотала она. – Атх… Хаттхн…

– Чего? – к ней подошел стражник. – Это еще что?

– Я, – сказала женщина, присевшая рядом с заговорившей девушкой. – Я говори-нет. Чихай.

Стражник оглядел мозаику сонных, упрямых, покрытых синяками лиц, широко посаженные глаза, в которых отражался свет лампы в его руке. Нагнулся и помахал рукой перед лицом сероглазой.

– Плохо? – спросил он на просторечи. – Башка-бей?

– Солнце, – просто ответила женщина. Хлопнув себя по макушке, она закатила глаза и повертела головой, изображая дурноту. – Работай много-много усердный. – Она взяла девушку за руку и раскрыла ее ладонь, как книжку, чтобы показать мозоли.

– Эй! – окрикнул их офицер на вышке. – Ты что это там делаешь? С улыбашками общаешься? В бойницу смотри.

И вот под взглядами пленников часовой вернулся на пост. Спокойствие утратили все. На Ферму примчался разведчик и, лепеча, доложил что-то о синей твари без головы и с дюжиной ног, чья спина волнуется, точно море…

Все это время хитроплеты хранили молчание. Еще задолго до того, как вернуться на Ферму, они заметили, как блуждает взгляд сероглазой, а ноги заплетаются, и поняли, что среди них – Скиталица. Среди хитроплетов была лишь одна Скиталица – леди Арилоу, за которой все только и бегают. Новости беззвучно разошлись по Ферме-убежищу, а часовые так и не заметили, что одного пленника все время скрывают от их глаз, что ее ведро с камнями всегда легче – ведь из него украдкой выбирают груз, что раны на ногах ей всегда перевязывают свежими тряпками.

На Ферме-убежище появилась леди Арилоу, а это значило лишь одно. Она пришла спасти своих. И свои молча следили за ней, ждали сигнала.

– Атх, – неслышно бормотала Арилоу. – Хатин.

* * *

Сглотнув, Хатин подняла руку с зажатым в ней мешочком белого пепла. Интуиция подсказывала ей, что не следует отдавать его сразу, пусть даже от зияющего кратера веет ужасным нетерпением. В конце концов она пришла заговорить вулкан.